Следствие защиты

Команда защиты решила, что подготовку к перекрестному допросу следует проводить Уоррену. Во время двух последних встреч все свои ответы Джонни Фей адресовала исключительно ему. Иногда, когда вмешивался в разговор Рик Левин, она бросала на него взгляд, полный раздражения, граничившего с гневом.

Рик, благодушно махнув рукой, заключил:

– Я ей не нравлюсь. Такое со мной случается редко, но я знаю, что это все же бывает. Ты для нее избранник Скута и ее одеяло для жевания. Я – всего лишь болтливый иудей. Я имею в виду, что она неглупа: она ценит мой исключителный ум и познания в области юриспруденции, но я чувствую, что она попросту не выносит либо моего юмора, либо моего носа. Так что подготовку проводи ты. Я заткну рот и приму вид библейского мудреца.

– Она права, – сказал Уоррен, – ты ее не любишь.

– У нее великолепное тело, но дай ей полчаса времени да ножницы поострее, и не успеешь опомниться, как все твое наследство окажется у нее в бумажном пакете.

– Может быть, твое чувство к ней попросту надумано.

– Ты считаешь, что я неправ?

– Прав ты или неправ – она наша клиентка.

* * *

Каждое утро Уоррен бегал вместе с Уби по Брейс-байю.

Уби жила в его номере нелегально: держать животных постояльцам запрещалось. Уоррен дал двоим служащим по десять долларов, сказав, что если они в течение дня услышат в его номере собачий лай, так это всего лишь магнитофонная запись, которую он включает, чтобы отпугивать воров. По субботам к Уоррену приходила горничная, чрезвычайно черная женщина с Барбадоса по имени Теодосия, что, как она объяснила, означало “данная Богом”. Когда Теодосия пылесосила пол и протирала мебель, она обычно пела калипсо, и однажды утром Уоррен присоединился к ее пению, после чего они дуэтом исполнили “Чернокожую девчонку” и “День-О”, единственные лирические песни, которые он знал. После этого Уоррен стал с нетерпением дожидаться визитов Теодосии. Он был одинок.

Когда требовалось, Уоррен ходил в суд, встречался с Гектором Куинтаной в тюремной комнате для свиданий, виделся с Риком и Джонни Фей Баудро либо в офисе Рика, либо в своем собственном, опрашивал потенциальных свидетелей. Он разработал план свидетельских выступлений и стратегию защиты для обоих судебных дел. В одном случае эта стратегия была простой. Другая же, предназначавшаяся для дела Куинтаны, заставляла Уоррена стискивать зубы и стонать. Такое метание между двумя делами развивало в нем раздражительность и награждало снами, которые по своей запутанности больше напоминали кошмары: “На вас лежит ответственность, вы должны любой ценой убедить его принять это предложение, – сказала Лу Паркер, – даже если считаете Куинтану невиновным”. Во сне Уоррен вложил эти слова в уста Дуайта Бингема и увидел, как сам медленно встает и заявляет о виновности Джонни Фей Баудро. После чего Джонни Фей прокричала ему: “Как вы могли это сделать? Ведь вы же знали, что я невиновна!” – и он униженно валялся у нее в ногах.

Когда Уоррен проснулся, подушка его была мокрой от пота. Ночью в здании вышла из строя система кондиционирования воздуха. Уоррен встал, ополоснулся под холодным душем и, чтобы успокоиться, включил проигрыватель и прослушал моцартовский квартет для флейты.

Если ему случалось вернуться в номер до шести часов, он старался избегать 26-го канала и смотрел обзоры местных новостей по другим программам. Он оставил телефонное письмо на автоответчике Чарм, в котором сообщил, где находится, и за последние две недели они с женой пару раз позвонили друг другу. Обычные мелочи: спорный счет из “Голубого Креста”, или не прихватил ли Уоррен случайно ее маникюрного набора? Нет, он не прихватывал. Уоррен поинтересовался, нельзя ли ему заехать в субботу утром, чтобы забрать пару своих запасных свитеров и еще кое-что из спортивной одежды “Рибок”, забытое в сушильной камере. Проблем с этим не возникло – Чарм уезжала на весь уик-энд.

Дважды она поинтересовалась, как у него идут дела, и каждый раз Уоррен отвечал: “Все прекрасно, Чарм, а как у тебя?” В первый раз она ответила: “У меня все хорошо”, а во второй – “У меня все отлично”.

Но он не обращал внимания на такие тонкости. Он дал ей время, для того чтобы она могла сделать свой выбор, и он не нуждался в деталях, извинениях или спорах. Разговоры у них получались короткими. Уоррену было очень тяжело сейчас, но ее это больше не касалось.