Следствием установлено…

Листы плотной бумаги в его руках казались папиросными, Вершинин слушал, как, оперируя цифрами и и техническими терминами, Константин Сергеевич освещал производственную деятельность завода. Рюмин опять повернулся к Мартьянову и о чем-то спросил. Тот пошарил глазами по залу и, заметив Вячеслава, кивком головы поздоровался с ним. Затем он тихо сказал что-то Рюмину, и секретарь обкома тоже посмотрел в его сторону. Вершинин понял, что стал объектом внимания начальства, однако демонстративно отвернулся. Он не любил, когда его разглядывали.

— Таким образом, невыполнение плана стало у нас хроническим явлением, — продолжал Охочий. — Одна из главных причин нашего отставания — сложившаяся в последнее время на заводе нездоровая обстановка, которая серьезно мешает делу. Ей способствовала занятая парткомом позиция невмешательства в самые животрепещущие вопросы. Я имею в виду дело с анонимными письмами в адрес руководства завода. Все мы прекрасно понимали вред, причиняемый заводу этими анонимками, знали об их клеветническом характере, но что же сделали мы для своевременного прекращения травли директора? Ровным счетом ничего. Секретарь парткома товарищ Лубенчиков под любыми предлогами уходил от серьезного разговора по этому вопросу. Он ссылался на что угодно: на занятость, на некомпетентность, на вышестоящее начальство. Больше всего он боялся оказаться в качестве героя газетного фельетона, каким в свое время вывели Игоря Арсентьевича Кулешова. Секретарь парткома должен был активно вмешаться с самого начала. Он ведь, оказывается, догадывался, кто пишет анонимки. В заводоуправлении имя анонимщика называли в открытую. Тысячу раз был прав тогда Игорь Арсентьевич, заострив внимание всех на бухгалтерии. Произошла ошибка — подумали на главного бухгалтера, а ведь Кулешов намекал на его заместителя Чепурнову. Как теперь мы убедились, он был прав. Все предпочли отмолчаться по принципу: моя хата с краю. Но такой принцип антипартиен. Партком бросил директора на произвол судьбы и когда начались бесконечные проверки завода вышестоящими организациями, и когда происходил разбор в райкоме партии. А один в поле не воин. Проверки фактически сводились к тенденциозной оценке фактов, направляемой Раковым и Колчиным. Им хотелось убрать Кулешова. Как известно теперь, руководствовались они сугубо личными, я бы даже сказал, шкурными побуждениями. Члены парткома, в частности Слепых, да и я, много раз пытались убедить Лубенчикова изменить позицию невмешательства, но безрезультатно. В этом, безусловно, и наша огромная вина. К чему же мы теперь пришли? Казалось бы, из мелкого факта — какой-то анонимки — возникли серьезнейшие последствия. И не только производственного характера. Позавчера я наблюдал в одном из наших цехов такую картину: заместитель начальника цеха распекал за прогул одного из рабочих. Тот отвечал резко, словно бы и вины за собой не чувствовал. Когда рабочий вышел, учетчица сказала заместителю начальника цеха: «Брось ты с ним связываться, ведь запишет потом — не прокашляешься». На заводе стало обычной шуточка: «А я на тебя анонимочку напишу». Более чем двухгодичная несправедливая возня вокруг директора сделала свое черное дело. Печальные результаты налицо. Сейчас, наконец, справедливость восторжествовала: невиновные оправданы, кое-кто из виновных получил наказание. Однако точку ставить рано. Эта история может повториться, если мы сами не наведем порядок в своем коллективе…

Вершинин оглядел сидящих. Он заметил тугие желваки на скулах Рюмина, угрюмое выражение лица Мартьянова, виноватые глаза Лубенчикова, хмурый, сосредоточенный вид большинства присутствующих. Не было ни одного оставшегося равнодушным.

Охочий закончил выступление. Воцарилась тишина. Лубенчиков, казалось, забыл свои обязанности председательствующего.

— Ведите партком, — вполголоса напомнил ему Рюмин.

— Да, да, — вскочил тот. — Вопросы к товарищу Охочему будут?

— У меня есть, — поднялся неторопливый пожилой мужчина. — Мне хотелось бы узнать, имеет ли Колчин прямое отношение к анонимным письмам?

— На этот вопрос, думаю, лучше всего ответит старший следователь областной прокуратуры Вячеслав Владимирович Вершинин, присутствующий на заседании парткома, — сказал Охочий.

Вячеслав встал и почувствовал на себе взгляд десятков пар сосредоточенных глаз.

— Если говорить строго с юридической точки зрения, — начал он, — прямая причастность Колчина к анонимкам не доказана. Следствием установлено, что он распорядился передать Чепурновой списанную машинку, на которой та впоследствии и печатала анонимные письма. Колчин признал это, но объяснил свои действия простым легкомыслием. Доказать иное оказалось невозможным, да и прямого сговора между ним и Чепурновой могло и не быть. Однако Колчин недолюбливал Кулешова, рассчитывал занять место директора. Он знал также о ненависти Чепурновой к Кулешову, представлял, что она за человек, и надеялся в будущем ее использовать. Так и случилось. Они поняли друг друга с полуслова.