Следы в ночи. Инспектор Уэст и дорожные катастрофы. Вынужденная оборона

Итак, нужно было заняться долгим и нужным опросом соседей Вейта, людей из других домов, торговцев и почтальонов, вообще всех, знакомых с этим районом, попытаться составить список регулярных посетителей помещения Компании. Вейт назвал около сотни имен… Каждого нужно было посетить.

Час за часом в полицию поступали новые сообщения о Розмари Джексон, и все они проверялись и отбрасывались как неверные. Продолжались розыски Роули, велась проверка активных деятелей Комитета. Сейчас над этим делом работало колоссальное количество людей. Сотни Паев и Дэвисов целыми днями были в разгоне. Однако ничего нового не было выяснено.

Поведение Каклиффа было вполне нормальным, днем он ездил в клинику Полли навестить жену.

Джексон отвечал, что не может припомнить ничего существенного.

Ярд, помимо всего, предпринял неофициальную проверку всего штатного и консультирующего персонала клиники Полли, особенно доктора Смита, руководившего излечением миссис Каклифф. Никто не мог понять, как это он не сумел заставить ее рассказать, откуда она достает наркотики.

Ранним утром назавтра произошли два события: пришел в себя Браун, и миссис Китт была в состоянии разговаривать со следователем.

Голова Брауна представляла массу бинтов, глаза провалились, губы дрожали. Он мучался из-за отсутствия героина и врачи разрешили ему ввести небольшую дозу. Он говорил хрипловатым голосом, как раз таким, какой описывала Розмари, характеризуя незнакомца, звонившего ей по телефону.

Браун сказал, что он напал на Веста просто для того, чтобы иметь возможность удрать, а все распоряжения получал непосредственно от Питера Вейта и ему же сдавал деньги.

Кортланд и другие представители Ярда с трудом скрывали свой экстаз…

Прямиком от Брауна Роджер поехал к миссис Китт. Его приводили в отчаяние не только дела Джун и Питера Вейта, но более всего тщетные усилия разыскать Розмари Джексон.

Была ли она жива?

Может быть, она спит наркотическим сном? Было ли это началом кошмарной жизни для них обоих — Розмари и Чарльза Джексона.

20

Мир грез

В те периоды, когда Розмари полностью приходила в себя и не находилась под воздействием наркотиков, она понимала, что это начало кошмарного существования. Раза два в день она чувствовала, что ее нервы сдают, что у нее лопается терпение сидеть совершенно одной в маленькой комнатушке, в одном углу, в котором стояла кровать, а на противоположной стене имелось окно с матовыми стеклами, и вечно запертая на ключ дверь. Она пыталась заглянуть в будущее, но оно ей не было ясно.

Она представляла себе Чарльза и все его переживания, сама страдала от сознания полной беспомощности и отчаяния, и однако же… однако она с нетерпением ждала того момента, когда появится человек со шприцем в руке.

Она с замиранием сердца ждала краткого момента острой боли, когда игла входит в тело, после чего выступает капелька крови. Она будет смотреть на нее и смущенно улыбаться, одновременно боясь и радуясь в предвкушении последующего. Она знала, как быстро изменится ее настроение, как позабудутся все ужасы, сомнения и страхи, желание кричать, звать на помощь, возмущаться. Она начнет жить в мире грез, смутно сознавая, что недолог тот час, когда этот самый «мир грез» станет для нее единственной возможной реальностью, а мир без наркотиков — ночным кошмаром.

21

Показания миссис Китт

Маленькая палата в Лигейтской больнице, где лежала миссис Китт, казалась веселой от светло-зеленой окраски стен и огромного количества цветов на подоконнике, на столе, на тумбочке у кровати и просто на полу. Нарциссы и тюльпаны, фиалки и пионы, розы и пышные гвоздики, дополненные маленькими карточками с пожеланием скорейшего выздоровления… Их приносили от других членов магистрата, от полиции, от местного Совета, от комитетов, где она работала, от частных доброжелателей.

Когда Роджер вошел, миссис Китт сидела на постели в подушках, — пожилая женщина с живыми глазами и впалыми щеками, с выдающейся челюстью и острыми скулами, настоящий скелет, тень прежней миссис Китт, «грозы суда», которой она всегда слыла. Однако в ее взгляде не чувствовалось ни смирения, ни покорности, а в манерах сквозила напористость.

— Ага, вы — тот самый знаменитый полицейский, — начала она слабым голосом, который, как ни странно, не казался слабым. — Ваше счастье, что вы держались подальше от моего суда, я бы скорехонько вас развенчала. Что именно вам хотелось узнать? Я пыталась оградить своего мужа от безумной ошибки, которую он чуть было не совершил несколько лет назад и в случае необходимости я снова поступила бы также.

Не может быть сомнения, что так оно и было бы, если бы ей предоставилась такая необходимость…

— Кто собирал деньги для шантажиста?

— Человек, называвшийся Брауном.

— Всегда один и тот же человек?

— Да.

— Сколько вы ему давали?

— Каждый раз 10 фунтов.

— Это все?

— Гораздо больше, чем я могла себе позволить.

— Платили ли вы ему также натурой, миссис Китт?

— Если вы имеете в виду, давала ли я ему героин или какой-нибудь другой наркотик из запасов мужа, то нет, никогда…

Ей нельзя было не поверить.