Слепая любовь

Васька, заикаясь и всхлипывая, провыл:

— Закрывают нас, Вера Станиславовна. Разгоняют! Только жизнь наладилась. Мышей получили… Я им имена дал! Халаты новые у всех. Вакцина-то как себя показала! Чуть-чуть еще почистить, чтобы уж без всяких побочных эффектов — и о’кей! На мировом уровне! Такую серию опытов начали… И вот… Все прахом! — Васька нашел наконец грязный носовой платок и трубно высморкался.

У Веры мурашки побежали по спине. В сущности, она давно ждала этого. Финансовые дела института ухудшались с каждым днем, и слухи о закрытии лаборатории и сокращении штатов носились непрестанно. И все-таки Вера надеялась: еще хоть годик, хоть пару месяцев… Она прикрикнула на расклеившегося Ваську, который утратил все свое чувство юмора:

— Да с чего ты взял? Что за сплетни? Нас уже сто раз закрывали и ничего, работаем!

Васька обреченно свесил голову.

— Нетушки, Вера Станиславовна, на этот раз точно. Чует мое сердце. И сон нынче нехороший приснился. Ворочался-ворочался, под утро еле-еле…

Раздраженная Вера прервала его жалобы:

— Да ты дело говори! Сон-то при чем?

Васька удивился ее непониманию:

— Как это при чем? Сон в руку! Заходит наш директор и с ним вся свита, и завкафедрой, и зам по науке, и даже завхоз…

Вера досадливо поморщилась.

— Это ты мне сон рассказываешь?

— Да нет! Утром сегодня заходят. Сюда. Директор сто лет к нам не заглядывал. Чего он тут потерял? Мы же не импотенцию лечим, не бюсты выращиваем. Занимаемся чистой наукой, даже спирта не просим — мышей протирать. Одно слово — бесперспективные!

— Ну?! — насторожилась Вера.

Васька попил водички из-под крана, плеснул в разгоряченное, зареванное лицо и продолжил рассказ:

— Всю обнюхал, везде лазил, мышей щупал, вакцину разглядывал. Забрал лабораторные журналы за последние полгода, описание экспериментов и всю вакцину. А шкафы опечатали.

Вера огляделась и поняла, что Васька не врет.

— А где все, где народ?

— Ну, так работать-то нельзя! — удивился Васька ее непонятливости. — Народ и разбрелся кто куда. Я один остался. Мышей покормлю, клетки почищу. — Тут Васька набрел на волнующую тему и решил, что самое время высказать свои заветные мысли. — Между прочим, мыши не казенные, а наши личные. Презент от спонсора, помните? Тут уже некоторые наведывались… Вас, мол, все равно закрывают, так не пропадать же добру. Раскатали губы! А вот вам! — Васька энергичным жестом выразил свое отношение к негодяям, алчущим чужих мышей. — Вера Станиславовна, если нас разогнали, я мышей себе возьму. Ладно? У меня комната большая, солнечная. И соседи добрые… Может, уже начать вывозить? — Васька огляделся, считая клетки и прикидывая, сколько придется сделать рейсов.

Вера дернула его за рукав и попросила:

— Василий, сбегай посмотри, может, уже висит приказ о нашем увольнении?

Васька усмехнулся:

— Бегал уже. Не висит. Только это ничего не значит. Может, машинистка заболела.

Зазвонил телефон. Вера вздрогнула и испуганно посмотрела на черный аппарат. Васька пошел к телефону, на ходу шепотом спрашивая:

— Вы уже пришли или как?

— Пришла, — обреченно махнула рукой Вера. — Чего уж там, перед смертью не надышишься.

Васька снял трубку, послушал, покивал и сказал:

— Хорошо, я передам, как только увижу… — Положил трубку и обернулся к Вере. — Я вас вижу?

— Видишь, видишь, — вздохнула Вера. — Наверх вызывают? — И попыталась пошутить: — С вещами?

Но весельчак и шутник Васька на этот раз не поддержал ее иронического тона, ответил мрачно и даже скучно:

— Велели без вещей и быстро.

Вера еще раз оглядела лабораторию — для постороннего человека это была всего лишь комната, тесно заставленная шкафами, столами и клетками, пропитанная запахами, скорее неприятными, — эфира, карболки и жизнедеятельности лабораторных животных… Но для нее это был большой и очень важный кусок ее жизни, поле битвы, где немало потерпела она поражений, но случались и невидимые миру победы. Вера вздернула подбородок и сказала, стараясь выглядеть как можно более решительной и независимой:

— Ну, пойду.

Васька открыл шкафчик, пошуршал там.

— Валерьяночки налить? Сто грамм для храбрости…

— Не употребляю по утрам, — из последних сил пошутила Вера и отправилась к директору.

В приемной она по лицу секретарши попыталась угадать судьбу своей лаборатории, но та болтала по телефону и только махнула рукой: мол, проходите, ждут.

Вера с замиранием сердца вступила в святая святых — кабинет директора. Кабинет вовсе не свидетельствовал о бедственном положении института — импортная мебель, японский телевизор, шведский холодильник, мягкие ковры… Директор, стареющий лев с пышной серебряной гривой, в дорогом костюме и тяжелых очках, придающих его простоватому лицу значительность, говорил по телефону. Он указал Вере на кресло и продолжил сладким голосом, какого Вера у него никогда раньше не слышала:

— Да, да, конечно! Вот она как раз пришла. Ждем, ждем, с нетерпением!

Он положил трубку, лицо его сразу изменилось. И заговорил он другим голосом, сухим, строгим.

— Я ознакомился с результатами работы вашей лаборатории. Удовлетворительно. Хотя манера ведения записей слишком вольная…