В пять часов следующего утра мы с сестрой уже были на ногах и ужасно заняты. Конечно, львиную часть времени она тратила на уход за Ариадной. Бедной девушке не стало ни на йоту лучше; слабым утешением для нас служило уже то, что и хуже она не выглядела. С ее губ не срывалось ни звука, глаза были закрытыми. Она не подавала признаков жизни, если не считать едва уловимого дыхания. Мне становилось дурно от одного взгляда на нее, такую близкую и в то же время такую до жути далекую.
Но когда у Шарлоты выпадала свободная минутка, она оказывала мне существенную помощь в моих изысканиях. Одна оказываемая ею огромная услуга уже упоминалась: она, не снимая, носила кольцо, тем самым избавляя меня от необходимости беспокоиться за него. Я очень осторожно следил за тем, чтобы не держать его при себе более нескольких минут за раз.
Прежде всего, я принялся в строгом порядке составлять список свойств камня. Я собрал воедино непостоянную природу его бледно-голубого цвета, способность отображать тех, кто исчез в «Слепом пятне», его превосходную твердость в сочетании с необыкновенной легкостью, то, что он отдает холодом в мужской руке и теплом — в женской, и, наконец, его способность вызывать (думаю, это подходящее слово) звуки неизвестно откуда. Это последнее качество можно назвать бессистемным или случайным, тогда как остальные постоянны и устойчивы.
Итак, к этому списку я вскоре мог добавить также, что камень не обладал никакими радиоактивными свойствами, которые можно было бы выявить обычными методами. Только когда я начал проводить любительские химические опыты, удалось кое-что выяснить.
Поместив камень под стеклянный колпак и удалив оттуда как можно больше воздуха, я тем самым расчистил пространство для других газов и таким образом обнаружил следующее: камень может впитать любое количество газообразного водорода! В этом плане он ведет себя так же, как то любопытное место на двери. Вот только он впитывает в себя газ, а не жидкость, и далеко не любой газ, точнее — никакой, кроме водорода.
Очевидно также, что этот камень не может на самом деле вбирать в себя столько вещества с тем, чтобы потом хранить его в себе. Это доказывает простое взвешивание после опыта: его вес остается неизменным в любых обстоятельствах. Более того, в отличие от жидкостей, которые я вылил в дерево и потом обнаружил в подвале, газ не выпускается обратно в воздух. Я держал его под колпаком достаточно долго, чтобы не сомневаться в этом. Нет, водород, по всей видимости, перемещается в «Слепое пятно».
Не в силах ничего больше узнать о камне на тот момент, я принялся обследовать дверь. Я решил попытаться узнать точную толщину слоя, который впитывал жидкость. Для этого я соскреб «корочку» с потемневшего от времени дерева. Этот слой достигал две сотых дюйма в толщину, и… это и было общее количество активного вещества!
Я подверг эти счищенные крупицы целому перечню опытов. Они не сказали мне ничего важного. Лишь одна обнаруженная мною особенность достойная упоминания: если поднести немного этого вещества к камню Холкомба (допустим, на расстояние двух дюймов), оно загорается пламенем. Это просто яркий, розоватый огонь, какой бывает от бездымного ружейного пороха. Пепла не остается. С тех пор мы тщательно следим за тем, чтобы не подносить кольцо к оставшейся части доски.
Всё это произошло в первый же день, когда Ариадну настиг удар. Джером звонил, чтобы сказать, что он задействовал с дюжину частных детективов и надеется разузнать что-нибудь о Рамде в любой час. Доктор Хансен и доктор Хиггинс наведывались дважды, но не смогли обнаружить никаких улучшений или вообще каких-либо перемен в состоянии их пациентки.
В тот вечер мы с Шарлотой пришли к решению, что не можем больше ждать. Мы должны были сдаться Рамде. Я вызвал курьера и отправил рекламное объявление в газету, которую указал Авек. Дело было сделано. Мы капитулировали. Дальше будет звонок от торжествующего Рамды, и в этот раз нам придется отдать ему камень, если хотим спасти Ариадну. Игра была окончена.
Но вместо того, чтобы воспринимать происходящее философски, я беспокоился об этом всю ночь. Я снова и снова корил себя в глупости — ни к чему было раздумывать о чем-то, чего нельзя изменить. Почему бы не выбросить это из головы и не попробовать уснуть?..
Но почему-то я не мог. Я лежал без сна даже после полуночи, чувствуя, что волнуюсь все сильнее и сильнее. В конце концов, напряжение достигло такой степени, что я встал и оделся. На часах было полвторого, когда я вышел на улицу, чтобы пройтись.
Полчаса спустя я вернулся, вдоволь надышавшись свежим воздухом и надеясь, что теперь смогу забыться. Надежда не оправдалась. Никогда я не чувствовал себя бодрее, чем тогда.
На еще одну прогулку я вышел около трех. Казалось, я совершенно неутомим.