Слепой. Один в темноте

Дмитрий Иванович вгляделся в фотографию на уже слегка пожелтевшем медальоне. В свои тринадцать лет Евгения Николаевна Торопова была хороша и обещала со временем стать еще лучше – обещала, но не стала, шагнув в вечную юность из окна пятого этажа. (Кутузовский проспект, «сталинка» – то есть, считай, с шестого. И на асфальт. Черт!)

Густые локоны, на фотографии казавшиеся черными, а в жизни, наверное, каштановые, шелковистые; прямой, с легким вызовом взгляд больших, осененных пушистыми ресницами глаз, короткий прямой нос, великолепно очерченные губы, нежный овал лица… У Дмитрия Ивановича вдруг возникло странное ощущение: ему показалось, что все это он уже где-то видел. И он вспомнил, откуда ему знакомо лицо давно умершей и никогда не встречавшейся с ним девочки, за мгновение до того, как простодушный Хомут громко, на все кладбище, с неимоверным удивлением воскликнул:

– Э! Да это ж та самая коза из Химок, из-за которой боссу чуть срок не припаяли! Зуб даю, она!

– Рот закрой, – вполголоса посоветовал Серго, который реагировал чуточку медленнее, но зато соображал гораздо лучше, чем Хомут.

– А чего? – взяв на полтона ниже, но так и не вняв доброму совету, упрямился Хомут. – Ну, она ведь! Хотя погоди-ка… Семьдесят восьмой – девяносто первый… Девяносто первый? Что за хрень?!

В его голосе звучало искреннее возмущение человека, от нечего делать открывшего школьный учебник по природоведению и случайно наткнувшегося на выделенное жирным курсивом утверждение, что Земля имеет форму куба.

– Некромантия, – зловещим голосом объяснил Серго.

– Молчать, – не оборачиваясь, негромко произнес Дмитрий Иванович, и у него за спиной воцарилась подобающая случаю тишина.

Дмитрий Иванович смотрел на фотографию, и постепенно, по мере того как он находил мелкие отличия, наваждение отступало. Продолжая сравнивать и поражаться сходству, он подумал, что подавляющее большинство людей рано или поздно себя выдает. Это случается даже с теми, кто прошел специальную подготовку и способен обмануть детектор лжи. А те, кто такой подготовки не прошел, выдают себя практически всегда, будь они хоть семи пядей во лбу.

Как начальнику службы безопасности ему несколько раз доводилось видеть малолетних пассий господина Вронского. Все они были, можно сказать, на одно лицо, и теперь Дмитрий Иванович понимал, почему: это лицо смотрело на него с приклеенного к скромному кладбищенскому памятнику из фальшивого гранита медальона. Кто-то из них походил на Женю Торопову больше, кто-то меньше, но сходство присутствовало всегда. А последняя, из-за которой пришлось слегка напрячься покойному Марку Анатольевичу Фарино, и впрямь казалась клоном двоюродной племянницы Александра Леонидовича. Это лишний раз подтверждало догадку Кривошеина по поводу причин упомянутой Вронским ссоры, в результате которой изображенная на фотографии тринадцатилетняя девочка так и не стала сногсшибательной красоты женщиной, а его десятилетний племянник убежал из дома и пропал без вести. Еще бы ему не убежать! Ведь там был Фарино, а Марка Анатольевича девочки никогда не интересовали…

И после этого они еще хотят, чтобы их не убивали. Ну-ну.

Он сделал над собой усилие и выключил посторонние мысли, как радио: щелк! Он был профессионал, а профессионалам эмоции противопоказаны – по крайней мере, в рабочее время.

Могилы выглядели ухоженными, и не просто ухоженными, а ухоженными любовно. Если бы Вронский нанимал кого-то, чтобы за ними следить, начальник службы безопасности наверняка был бы в курсе. Но Дмитрий Иванович такой информации не получал, из чего следовало, что Вронский тут ни при чем. Да он, пожалуй, не сумеет найти могилы своих родных, даже если от этого будет зависеть его собственная жизнь…

Догадка оказалась верной. Да, собственно, это была и не догадка, а старый фокус, придуманный в незапамятные времена кем-то другим. Еще в начале девяностых, когда на российского читателя хлынул поток запрещенной некогда литературы, Дмитрий Иванович прочел автобиографическую повесть писателя Конецкого, в свое время успевшего хватить шилом патоки в сталинских лагерях. В повести описывался остроумный способ побега: заключенные, задействованные в оформлении лагерного клуба, соорудили фальшивую стенку из холста и наклеенных на него деревянных реек, которую затем укрепили на небольшом расстоянии от торцовой стены порожнего товарного вагона. Автор забрался в узкое пространство между настоящей и фальшивой стенками и благополучно покинул зону – покинул только затем, чтобы через некоторое время быть арестованным на могиле матери. Метод некрасивый, но действенный, особенно когда приходится иметь дело с порядочными людьми, чтящими память усопших…

Дмитрий Иванович невесело усмехнулся своим мыслям: в кои-то веки повстречался порядочный человек, и тот убийца! И не просто убийца, а самый настоящий маньяк, повредившийся рассудком на почве перенесенной в детстве тяжелой психологической травмы…

– Камеру, – коротко скомандовал он, и Серго сейчас же зашуршал пакетом.