Слепой в шаге от смерти

Наконец Евдоким Емельянович пришел в себя и, зло сверкнув глазами, посмотрел на оратора. Тот извиняюще заулыбался, дескать, Евдоким Емельянович, я не хотел вас потревожить, так уж получилось – слово под руку. Заметив, что все по-прежнему смотрят па него, как паства на проповедника, который почему-то медлит и не начинает проповедь, Евдоким Емельянович уперся руками о край стола – кто-то тут же услужливо отодвинул его стул – и, с усилием распрямившись, «поминальный проповедник» заговорил. Голос у него был тонкий, как рыбья кость, но в наступившей тишине каждое слово звенело, словно усиленное динамиком. Говорил Евдоким Емельянович со всхлипываниями, стекла его очков поблескивали, скрывая выражение глаз.

– ..дорогие мои! В этот скорбный час, в эти тяжелые минуты, когда мы потеряли друга, жена потеряла мужа, дети – отца, коллеги – руководителя, в моем сердце нет слов, чтобы передать те чувства, которые объединили нас и собрали за этим столом. Нет слов… Поэтому предлагаю почтить минутой молчания нашего дорогого друга, отца, мужа, руководителя.

Все встали. Никто не садился до тех пор, пока Евдоким Емельянович, качнувшись вперед, не опустился на предусмотрительно подставленный стул.

Официальная часть была закончена.

– Кто это? – спросил Сиверов у своей случайной знакомой.

– А вы разве не знаете?

– Нет.

– Очень большой человек.

– Ну, то, что большой, я вижу. Весит, наверное, килограммов сто тридцать.

– О да! И в обществе у него вес колоссальный.

Политики из Госдумы в очереди стоят, чтобы попасть к нему на прием.

– Так кто же он, все-таки?

– Официально – никто. Муж говорил, а он у меня в этом деле дока, всякие дурацкие газеты читает, биржевые ведомости, за котировками следит, как фанат за хоккейными командами, так вот он говорил, что Евдоким Емельянович владеет тремя пакетами акций.

– Каких акций?

– Кто же их знает. Извините, Федор, но в акциях я ничего не понимаю. Если бы вы меня спросили о духах или о тряпках, я бы вас просветила, а в этом деле я не специалист. Но тачка у него… Вы видели, с шестью дверями? Так это его.

– Не обратил внимания, – соврал Глеб, хотя прекрасно рассмотрел шикарный лимузин со спутниковой антенной, который привез огромного, тучного, как боров, Евдокима Емельяновича.

Заметил Сиверов и то, как Евдоким Емельянович вылезал из лимузина: выставил сначала одну ногу в дорогом ботинке, затем вторую, словно демонстрируя обувь, а когда оторвал зад от сиденья, лимузин качнулся, чуть не встав на два колеса. Двое охранников в темных очках хотели помочь хозяину, но Евдоким Емельянович недовольно надул полные губы и, сверкнув стеклами очков, щелкнул пальцами на манер испанского танцора.

Охранники тут же отскочили в сторону. Евдоким Емельянович выбрался из машины, услужливые руки в ту же секунду накинули ему на плечи пальто. Все происходило очень быстро, действия были отработаны до автоматизма.

Сиверов с интересом поглядывал на людей, сидящих во главе стола. В чем, в чем, а в людях и в том, чем они занимаются, Глеб разбирался. Он сразу определил, что здесь собрались прожженные мерзавцы, на которых клейма негде ставить, это было видно с первого взгляда. В ярком свете ламп вспыхивали, играя гранями, перстни с бриллиантами, иногда из-под накрахмаленных манжет сорочек сверкали браслеты и циферблаты баснословно дорогих часов, поблескивали золотые запонки, заколки галстуков. Эти люди были не просто богаты, а несметно богаты, и своего богатства не прятали, уверенные в собственной силе.

Вели они себя спокойно и сдержанно, пили мало, время от времени поглядывали на соседей. Было видно, что они понимают друг друга без слов, как телепаты, обмениваются мыслями, похожими, словно две банкноты одного достоинства. Да и мысли их сводились все к тем же банкнотам, по преимуществу зеленого цвета.

После первых выпитых рюмок за столом стало оживленнее. Иногда даже слышался пока еще сдержанный смех, хотя гости и старались вести себя чинно, – все-таки поминки, а не свадьба. После третьей рюмки можно уже вставать из-за стола, и многие мужчины направились перекурить, чтобы в более раскованной обстановке холла обменяться мыслями о большой беде, постигшей их круг и вырвавшей из крепкой цепи одного из «неприкасаемых».

Валентина раскрыла сумочку и вынула пачку сигарет.

– А вы не желаете перекурить?

– По-моему, можно курить за столом, – огляделся Сиверов. Хотя никто и не курил, но пепельницы на столе были.

– Дело не в том, можно или нет, – возразила Валентина, – за столом не поговоришь, приходится сидеть и корчить скорбную мину. А в холле на мягких диванах можно расслабиться. Большой печали, как вы понимаете, я не испытываю, да и вы, по-моему, тоже.

– Почему же тогда приехали?

– Наверное, по той же причине, что и вы, – улыбнулась Валентина, поднимаясь из-за стола.

Глебу ничего не оставалось, как присоединиться к ней и взять ее под руку. Со стороны смотрелись они прекрасно: достойная пара – сильный, уверенный в себе мужчина и красивая женщина.