Слепой в шаге от смерти

Начальники отделов и их заместители собирались вместе не так уж часто. Но тем не менее у каждого из них имелось свое место за столом, хотя табличек с фамилиями никогда не ставили. Не пресс-конференция, в конце концов, люди и так знают друг друга в лицо.

И вновь генералу Потапчуку пришла в голову аналогия со школой.

«Интересное дело, – подумал Федор Филиппович, – у кого бы ни проходило совещание – у директора, у одного из его заместителей, – я неизменно сажусь на одно и то же место, третий стул, если считать от двери, спиной к окну. Никому и в голову не придет занять его, даже если я не приду на совещание. Прямо как в школе, где ученики переходят из кабинета в кабинет, но всегда садятся на те места, к которым привыкли».

К Федору Филипповичу подходили люди, которых он знал не один год, интересовались, как дела.

Отвечал он довольно неохотно, односложно, не вдаваясь в подробности. Затем появился и сам хозяин кабинета.

Совещание началось. Потапчуку предстояло лишь слушать, в числе докладчиков он не значился. Обсуждались чисто внутренние проблемы, касающиеся возможной реорганизации и перераспределения функций отделов, передачи ведения наиболее важных дел.

«Сколько уже было этих реорганизаций, смен вывесок, перераспределений функций, – думал Потапчук, рассеянно слушая заместителя директора, – а где результат? Тот, кто честно работал, тот и работает, но не благодаря реорганизации, а несмотря на нее. А тот, кто пришел в систему лишь ради карьеры, ради власти, тоже делает свое дело, и его перераспределение функций между отделами не волнует. Ни одной инструкцией не предусмотришь человеческой лени и склонности к вранью, никакие приказы не заставят людей работать с полной отдачей. Вот тот же Глеб Сиверов: ему никто не отдает приказов, о его существовании никто, кроме меня, не знает. Известно, и то лишь ограниченному кругу, что существует специальный агент по кличке Слепой. Но тем не менее Глеб ценнее и, главное, честнее многих генералов. Я от него практически ни разу не слышал: „не могу“, „не выходит“ и тому подобное. Он делает то, что находится на грани возможного, а иногда даже больше. Почему так? Почему он безгранично доверяет мне, а я ему?»

Ответ на этот вопрос находится где-то за пределами того, что можно сформулировать словами.

Существуют, конечно, «дружба», «доверие», даже слово «вера» поддается формулировке. Но все такие формулировки в основе своей лживы и пригодны разве что для энциклопедической статьи или для толкового словаря. Попробуй, пойми, что заставляет человека рисковать жизнью, поступать во вред себе – выгода, долг, честь? Но если бы генерал заговорил об этих понятиях с Глебом Сиверовым, тот поднял бы его на смех, заявил бы, что нельзя рассуждать всерьез о таких вещах, иначе непременно договоришься до чего-нибудь типа:

«за державу обидно». И напомнил бы, что это не теперешние ура-патриоты придумали, а герой Павла Луспекаева из «Белого солнца пустыни». А потом, переведя разговор на другую тему, сказал бы:

«Давайте, лучше, Федор Филиппович, обсудим дело».

Потапчук сидел за длинным столом для совещаний и временами среди действительно деловых фраз заместителя директора ФСБ ловил те самые, как называл их Глеб Сиверов, «цитаты из фильма», насчет державы, за которую обидно. Генерал улыбнулся, он-то знал, как тяжело даются слова об истинных чувствах. Настоящие мужчины облекают их в молчание или в шутку.

«Вот она, лакмусовая бумажка, – подумал Федор Филиппович, – которой можно проверить искренность. Болтун – говорит. Работник – делает».

Докладчик неодобрительно посмотрел на улыбающегося генерала, решив, что улыбку вызвали его слова. В общем-то, так оно и было, ведь заместитель директора рассуждал сейчас о геополитических интересах России – понятии модном, но неопределенном.

«Ну зачем друг перед другом темнить, – сокрушался Потапчук, – не с экрана телевизора выступаешь. Мы с Сиверовым тоже такие слова знаем, но сказать их – язык не повернется».

И тут все присутствующие вздрогнули, даже докладчик на несколько секунд замолчал. На брючном ремне генерала Потапчука засигналил пейджер. Пейджерами в ФСБ пользовались лишь младшие чины – те, кому не полагались дорогие мобильные телефоны.

Федор Филиппович вовремя сообразил, что не стоит при всех доставать пейджер и считывать сообщение, лучше всего сделать отвлекающий маневр.

Он несколько виновато улыбнулся, словно извинялся за причиненное беспокойство, демонстративно отодвинул манжету и сделал вид, будто отключает функцию будильника на часах, мол, дело у меня назначено на это время.

Заместитель директора понимающе, хотя и неодобрительно, кивнул.

– Извините, встреча, которую отменить не могу.

– Идите.

Потапчук отодвинул стул и, как человек, не привыкший врать, постарался ни с кем не встретиться взглядом. Когда Федор Филиппович закрыл за собой дверь начальственного кабинета и оказался один в коридоре, он тут же расстегнул пиджак и снял с пояса пейджер.

Сообщение было коротким, составленным в стиле Глеба Сиверова:

"На второй день жду вас у себя после обеда.