Слепой. Защитнику свободной России

– Глеб, основная и первоочередная твоя задача – уничтожить Акирова. Если ты это сделаешь – будет огромный успех, и тогда можно считать, что операция проведена успешно. Ведь именно он, естественно, контролирует свои финансовые потоки. Доку – идейный вдохновитель, мозговой центр продуманной им операции начала крупномасштабной войны в Чечне с Федеральными силами. Более того, у него потихоньку сносит крышу, – Потапчук покачал головой, – и он видит себя в будущем эмиром или даже президентом Кавказа. Как тебе все это, Глеб?

– Здоровые амбиции, – с иронией ответил Сиверов.

– И я про то же. Но, повторяю, угроза очень серьезная.

– Это я уже давно смекнул, Федор Филиппович, – задумчиво произнес Глеб, а после паузы спросил: – Но и уничтожить завод Акирова, как я понимаю, было бы неплохо?

– Безусловно. Но это уже второстепенная задача. Если по каким-то причинам сделать это будет нереально, не забивай голову, хрен с ним, с этим заводом. На первом плане для нас Акиров, – решительно сказал генерал.

– Понятно. В общем, сориентируюсь на месте.

Они снова остановились возле пруда с карпами и долго стояли молча. Каждый прекрасно понимал, насколько серьезная предстоит задача. «Как там пелось в одной советской песне, «все равно, поверь мне, двум смертям не бывать», – Сиверов с легкой иронией улыбнулся. – Один раз я уже погиб в Афганистане. Если это произойдет во второй раз – свою могилу я уже никогда не увижу. И то хорошо», – заключил он.

– Пойдем, Глеб, в дом, поужинаем, а потом я тебе покажу кое-что важное. То, с чем тебе необходимо ознакомиться перед началом операции в Афгане, – выдохнул Потапчук.

– Красиво… – произнес Сиверов.

– В смысле? – не успев переключиться со своих мыслей, спросил генерал.

– Красиво, говорю, в Подмосковье. Обожаю природу России. Есть в ней что-то неуловимое, поэтическое, то, что волнует душу.

– Ах, вот ты о чем. У тебя, Глеб, прекрасная способность мгновенно переключаться. Человеку предстоит, чего уж греха таить, смертельно опасное задание. И, будем честны, шансы есть, но их не так много, а он рассуждает о красоте России. Удивительный ты человек! Знаешь, я не сильно верующий. Вот моя мать верила по-настоящему, она много молилась, соблюдала все посты, питаясь хлебом и водой, ходила за много километров в церковь, чтобы выстоять всю службу и вернуться пешком. Вот это, брат, вера. Она была очень доброй, любила людей. У нее было сильное искривление позвоночника, всю жизнь ходила почти пригнувшись к земле, словно не переставая кланяться Богу. Несмотря на болезнь, приносящую огромные страдания, она никогда не жаловалась, не роптала, а только улыбалась. У нее была очень светлая кожа. Иногда мне казалось, что мама – неземное создание, которое светится необыкновенным светом изнутри. Я рассказал это к тому, что буду каждый день как умею молиться за тебя, Глеб, вспоминая при этом свою матушку, чтобы она тебе помогала.

От таких сентиментальных слов глаза генерала увлажнились. Но бывалый, закаленный офицер сдержал свои эмоции. Глеб же никогда ранее не слышал такого откровения от Потапчука и был потрясен.

– Спасибо вам, Федор Филиппович, – проглотив тяжелый комок нахлынувших чувств и эмоций, выдавил Сиверов.

Когда они вошли в дом, один из сотрудников ФСБ поставил на стол в гостиной две тарелки горячих пельменей, бутерброды с икрой, колбасой и несколько видов салатов.

– Спасибо, Павел, – обратился к подчиненному Потапчук. – На сегодня ты можешь быть свободен.

– Понял, товарищ генерал, – коротко, по-военному, ответил Павел и покинул дачу.

– Ну что, Глеб, присаживайся к столу и, как говорится, наедайся по полной программе. Сам знаешь, афганская земля не сильно гостеприимная для русского солдата.

Они сели за стол.

– Выпьем немного водочки, – взявшись за бутылку «Столичной», возвышавшуюся посреди стола, предложил генерал.

– Если только по одной, за успех операции, – улыбнулся Сиверов.

– Да, за успех операции.

Потапчук наполнил рюмки и произнес:

– Выпьем за то, чтобы удача была на твоей стороне, Глеб, и чтобы ты прикончил Доку Акирова!

Они чокнулись и залпом выпили водку, после чего принялись за пельмени.

– Вкусно. Лучше наших пельменей ничего не пробовал, – орудуя ложкой, сказал Глеб.

– Согласен, – кивнул генерал, – универсальный продукт, никогда не приедается.

– Это точно.

Покончив с едой, Потапчук предложил Сиверову пойти наверх в кабинет. Они поднялись по широкой деревянной лестнице на второй этаж и, повернув направо, зашли в открытую дверь. Комната была просторной. Возле окна стоял массивный дубовый стол, у стены – черный кожаный диван, рядом с ним – искусно сделанный, инкрустированный ценными породами дерева огромный книжный шкаф, заполненный сверху донизу всевозможными изданиями из разных, самых отдаленных уголков мира. На противоположной от шкафа стене висела карта мира. Натертый до блеска паркетный пол казался естественным дополнением генеральского кабинета.

– Ну как тебе мои апартаменты? – взглянув на Сиверова, поинтересовался Потапчук.

– Так себе, скромная комнатушка, – иронично улыбнулся Глеб.