Слеза Ночи

Последнее замечание относилось к результатам трудов Левы – теперь вроде бы из плеера, а на самом деле из стенки, общей с теткиной комнатой, незаметно выходили два проводка, каждый с маленьким наушником, вдеваемым непосредственно в ухо.

Однако до появления на сцене "второй ведьмы" пришлось немного помаяться. Люма даже успела напоить чаем всех, включая тетку Иру, и при этом заметила, что та приготовилась к решительному объяснению. На ветхом столике у окна девочка заметила выпотрошенную папку, в которой хранились давние бумаги, повествующие о "Слезе ночи". А сама тетка по всей видимости освежала в памяти исторические реалии, старинный каталог на пожелтевшей бумаге, вернее копия с него, тоже пожелтевшая от времени, лежала у тетки на подушке.

Наконец раздался долгожданный звонок в дверь, и на пороге возникла "ростовщица Алена Ивановна", она же "вторая ведьма". Ростом ростовщица была с Ивана Великого, костиста и сухопара, так что все одеяния трепетали, как белье на ветру, повинуясь ее резким движениям. Прическа в крупных, не везде опрятных локонах каждый раз бывала другого оттенка, нынче имелось в виду красное дерево, но древесина виделась пообтертой – на висках пришелицы просвечивала сероватая седина.

Однако самыми заметными атрибутами в облике Алены Ивановны были безусловно нос и глаза. Люма плохо представляла, как это все выглядело в молодости Алены, хотя бытовало мнение, что та была невозможной красавицей. Но в данное время смотрелась гостья довольно-таки страшно. Нос Алены, крупный, длинный и заостренный к концу, как бы выводил все ее узкое лицо к точке на острие носа, остальное служило ему тусклым фоном, в особенности еще и потому, что бледная кожа на лице чересчур плотно прилегала к черепу и казалась тоже отчасти окостеневшей. Поверх монументального носа помещались небольшие глазки каменного цвета в жесткой оправе коротких темных ресниц, но не это было главным.

Глаза у Алены сидели под острым углом вверх, и так косо вытягивались к вискам, что взгляд получался совершенно волчьим. И вообще лицо ее отчасти напоминало искусно сделанную маску упомянутого хищника. Так и хотелось спросить: "Тетенька, а где же твои острые зубки?" Зубки, кстати, были ровными и красивыми, поэтому не вписывались в лицо совершенно.

Увидев Алену в первый раз, точно так же у дверей в холле, Лева и выдал ей прозвище, приклеившееся к гостье накрепко.

– «Макбет», сочинение Вильяма Шекспира, сцена в лесу, вторая ведьма, – произнес Лева, как только Алена Ивановна просквозила мимо них в комнату тетки Иры.

Люма ранее довольствовалась сравнением со старухой Шапокляк, но "вторая ведьма" – мало того, что звучала более изысканно, также намекала на существование первой ведьмы, тетки Иры, что веселило посвященных дополнительно. Итак "вторая ведьма", она же "ростовщица"(но об этой истории нужно говорить отдельно, она вовсе не смешная, скорее печальная и поучительная) и на этот раз проследовала к тетке, едва бросив ребятам небрежный "привет".

3.

Подруге Ире Алена Ивановна не кинула даже "привета", а сразу перешла к делу, едва захлопнув за собой дверь.

– Ну и? – нетерпеливо спросила она.

(Слушатели за стеной приникли к микрофонам, иногда даже забывая дышать.)

– Бумажки принесла? – тоже без церемоний отозвалась подруга Ира. – Давай сюда.

– А может, после? – спросила Алена Ивановна. – И вообще, что это за жлобские разговоры? Мы же сколько лет друг дружку знаем.

– Ага, вот именно поэтому, Алешенька, – приторно-сладко проворковала Ирина Семеновна. – И вообще, что это за жлобские бумажки? Зачем они нам?

– На, съешь их с кашей, зануда, – сдалась подруга Алеша. – Просто для порядка они были, с тебя бы никогда не спросила, только если бы ты коньки отбросила, не ровен час, то с наследников твоих, поняла.

– Спасибо, что объяснила, – пробормотала подруга Ира, с хрустом разрывая долговые бумаги, а была их неплохая стопочка. – Ну, тогда и не горюй, Алеша! Фиг с маслом ты бы с них получила, они хоть просты, но не до святости, не обольщайся.

– Ну ладно, шут с ними, – подруга Алена по всей видимости смирилась с поражением в первом тайме. – Так что же ты вспомнила, выкладывай наконец.

– Я видела ее, знаешь когда видела? – проговорила подруга Ира приглушенным голосом. – На этой самой лыжне, будь она трижды неладна! И дальше ничего не помнила двадцать с чем-то лет! Травма черепа и церебральная недостаточность! И все из-за нее…

– Так это была она? – спросила подруга Алеша таким же придушенным голосом.

(Слушатели чуть не взвыли дуэтом от досады. Им в отличие от Алены Ивановны было невдомек, какие разные значения вкладывали подружки в простое местоимение "она". Одна "она" явно была "Слезой ночи", вторая относилась к лыжне, а кто третья?)