Слезинка в янтаре

Мой взгляд зацепился за заметку в подборке ссылок по истории костюма — она шла сразу за выставкой дизайнерского белья. «В Петербурге (Невский проспект, 37) открылся салон проката старинных нарядов. В коллекции представлены женские платья, сохранившиеся с екатерининских времен. Кринолины, платья, украшенные кружевом, бисером, драгоценные ткани и накидки, расшитые вручную крыльями «ювелирных жуков» (Jewel Beetles, именно так по-английски именуются златки). Также имеются туники из легких натуральных тканей — льна, муслина, хлопка, туники из кашемира, облитые золотой бахромой, короткие приподнятые рукава которых украшены брильянтами…»

И вот она, изюмина, черносливина всей затеи:

«Поговаривают, что один из манекенов — мастерски забальзамированный труп фрейлины Марии Лопухиной. Манекен под стеклянным колпаком стоит во внутреннем зале салона. Владельцы коллекции запрещают детям приближаться к нему».

Вот это идея в духе моей сестрицы. Мало того что посетители видят эту музейную роскошь, все вдобавок можно потрогать, примерить, взять напрокат! Причаститься, так сказать, эпохе, которой этот костюм соответствует. Но и этого показалось мало, и для привлечения внимания в салон поместили забальзамированный труп. Интересно, где они его нашли.

«Легенда гласит, что юная дама была забальзамирована после смерти, произошедшей в результате несчастного случая. Возлюбленному графини уход за телом стоил целого состояния. Тело фрейлины долгое время находилось в подвале одного из бывших особняков князя, имя которого владельцы коллекции предпочитают не называть. Хозяева салона выкупили этот оригинальный манекен и наняли специалистов, чтобы привести тело в надлежащий вид. Сейчас графиня Лопухина демонстрирует платье из золотой парчи, расшитое натуральным жемчугом и украшенное прозрачной накидкой из золотой нити с рубинами. Единственное, что не удалось сохранить в первозданном виде, — волосы фрейлины. На ней парик, украшенный живыми цветами».

С ума сойти. Нет, это же надо до такого додуматься!

Я вот чувствовала, что без Ани здесь не обошлось. Злость улетучилась, я вдруг поняла, что больше всего на свете хочу сейчас увидеть ее, обнять, сказать, что страшно по ней соскучилась, что восхищаюсь и всегда восхищалась ею и что готова простить ей даже исчезновение.

Я поехала к ней, на нашу старую квартиру, в надежде увидеть ее. Можно было отправиться сразу в салон, но что-то останавливало меня. Не хотелось явиться вот так сразу, неожиданно. Сейчас утро, половина десятого. Если салон открыт, Аня наверняка там. Хотя могло быть и так, что там работают люди, нанятые моей сестрой, и тогда был шанс застать ее дома.

Но, если честно, я боялась, что мои предположения ничего не стоят и сестра не имеет к салону ни малейшего отношения. Вот почему я решила для начала отправиться домой, в Фонарный переулок.

Подходя к парадной, я так волновалась, что уже у арки нашего большого, выкрашенного в персиковые тона дома остановилась, чтобы перевести дух. Сразу вспомнилась мама, запах алкоголя и дешевых духов, исходивший от нее, ее затуманенный взгляд, стоптанные тапки у продавленного дивана, пустые бутылки, выстроившиеся, как солдаты, на полу. А еще закопченные сводчатые потолки с голыми лампочками на шнурах, старый буфет с рюмками, холодные котлеты в кружеве топленого сала на грязной сковороде, засохший хлеб. Аня за столом шьет бальное платье для старой, подобранной на улице куклы. Это был ее первый бизнес: она выкупала за копейки старых кукол и одевала их, чтобы потом продать в несколько раз дороже.

После смерти мамы квартира стараниями Ани преобразилась. Потолки выбелены, на стенах свежие обои, старые венские стулья перекрашены в нежно-голубой цвет, старые кастрюли и сковородки отправлены на свалку.

Вдруг стало очевидно, что я не могу войти в дом — код не знаю, ключа нет. Я набрала номер нашей квартиры, 24, и замерла, просто перестала дышать. Ждала, когда раздастся характерный треск и женский голос, очень похожий на мамин, спросит: «Кто там?» Но ничего такого не произошло. Тогда я набрала 25, но и здесь не повезло, никто не ответил. К счастью, у меня был номер телефона тети Сони Трапезниковой. Если телефон прежний, она откроет мне и все-все расскажет. Я позвонила.

— Валечка, ты?

— Тетя Соня, я в Питере. Стою на крыльце и не могу войти. Звоню вам по домофону — никто не отвечает.

— Валя, да вот же я, оглянись!

Я оглянулась и увидела спешащую ко мне соседку — высокую, суховатую, широкую в кости даму в цветастом платье с двумя пластиковыми пакетами. Она улыбалась, а мне почему-то захотелось плакать. Это же именно она иногда приглашала меня к себе и кормила супом с мясом и пирожками. Понимала, конечно, как нам с Аней несладко, помогала чем могла, но и маму жалела, говорила, что ее надо лечить. Господи, как же давно это все было!

— Аня здесь, в городе? — Я сразу спросила о том, что беспокоило меня больше всего.

— Сейчас поднимемся ко мне, и я все тебе расскажу.

— Она хоть жива? — не выдержала я. — Я уже с ума схожу: никак не могу с ней связаться!