Слезы черной вдовы

Кошкин насторожился: уж не выдумывает ли мальчишка? Но поразмыслив, понял, что при богатом воображении и в кромешной тьме запросто можно принять человека, волочащего по земле мертвое тело, за «черное, большое, горбатое».

- И что дальше было? - поторопил он.

Мальчик мялся и отчего-то не желал рассказывать. Пока, наконец, не молвил, глядя в землю:

- Не знаю… я убежал.

Кошкин поверил в это не сразу и, конечно, разочарованию его не было предела. Останься мальчишка на берегу, он наверняка разглядел бы, кто грузит тело в лодку. Хотя бы знал точно, мужчина это был или женщина - одного этого Кошкину было б достаточно. Ему хотелось окончательно исключить Раскатову из круга подозреваемых и начать спокойно работать.

Однако мальчик и сам ужасно стыдился своего побега, Кошкин посчитал нужным его успокоить и почти искренне воскликнул:

- Еще бы! Я на твоем месте сам побежал бы так, что только пятки сверкали.

- Вы бы не побежали - вы же взрослый, - с сомнением отозвался тот.

- По-твоему, взрослые ничего не боятся? - хмыкнул Кошкин. - Я слышал, какие легенды ходят про ваше озеро…

В глазах мальчика снова загорелся интерес, и он недоверчиво спросил:

- Вы верите в чудище, которое здесь живет?

- Все может быть, - пожал плечами Кошкин.

Мальчик кивнул серьезно и по-взрослому:

- А я его видел. Нет-нет, да промелькнет что-то черное на дне - с валунов и особенно ночью, при луне, хорошо видно. Только того господина не чудище утащило - это был человек. Зря я убежал.

- Разглядел, кто это - мужчина, женщина?

- Нет, совсем темно было…

- А время сказать можешь?

Мальчик задумался:

- Я когда домой вернулся, часы вскоре один раз пробили. А отсюда до дома, если по суше, то минут тридцать.

«Если убийство произошло в полночь, - отметил про себя Кошкин, - то в половине первого Максим действительно мог видеть на берегу убийцу. Едва ли кого-то другого».

- А лодка, стало быть, находилась на этом берегу? - уточнил он.

- Я на ней сюда приплыл, когда у нас все уснули. Дядя Грегор не разрешает, - он бросил опасливый взгляд на Рейнера, слушающего его крайне внимательно, - но я почти каждый вечер сюда хожу. Лодку я той ночью оставил здесь… а утром она снова была привязана к нашему причалу.

- Тебя точно не видели? - влезая в разговор, с волнением спросил Рейнер.

- Не видели, - отозвался тот.

А Кошкин опять мрачнел на глазах - потому что для него очевидным было, что мальчик ошибается. Этот человек, убийца, не мог не понять, что если на берегу стоит лодка Рейнеров, то кто-то из этих Рейнеров должен быть поблизости. А если он хоть немного осведомлен об отнюдь не примерном поведении мальчика, то наверняка обо всем догадался. Однако ребенка он не тронул. Пока что.

Усвоив все это для себя и убедившись, что Рейнер понимает, какая беда грозит теперь его племяннику, Кошкин попрощался и поспешил к дому графини. Он надеялся все же застать там Гриневскую.

Напрасно…

Заглянув в библиотеку с террасы, дверь которой и сейчас была распахнута настежь, он увидел здесь только Раскатову. Сперва ему показалось, что она уснула в кресле, и он собрался уж ретироваться, обойдясь без прощаний. Однако в следующее мгновение Кошкин разглядел, что сидит - или даже, скорее, лежит - она больно неестественно: поперек кресла, причем голова была безвольно откинута с подлокотника, а темные, блестящие при свечах волосы свисали на пол.

- Японский городовой! - не помня себя, вскричал Кошкин и тотчас бросился к ней.

Он готовился уже увидеть очередной труп, однако ни кровавых пятен, ни следов удушения не было, что внушало некоторую надежду. Быть может, только в обмороке?

- Светлана Дмитриевна, Ваша светлость!…

Он приподнял ее голову и легонько похлопал по щеке, пытаясь привести в чувства. Не помогало. Но она была жива: грудь под лифом платья вздымалась размеренно и плавно.

Кошкин приметил возле кресла сонетку и потянулся уж, чтобы позвать прислугу - тогда-то графиня слабо застонала.

- Вы живы? - Кошкин снова похлопал ее по щеке - теперь более настойчиво.

Та поморщилась, веки ее задрожали, а через мгновение она открыла глаза. Большие, выразительные - они были так близко сейчас к его лицу, что Кошкин разглядел черную кайму вокруг радужки.

«Черт возьми, но она действительно очень красива, - подумал он. - Даже жаль, что графиня».

С четверть минуты, наверное, он не мог оторваться от ее глаз. Было очевидно, что Раскатова достаточно пришла в себя, чтобы осознавать всю неловкость, но отчего-то она даже не попыталась поднять голову с его руки. Но все же заговорила:

- Помогите мне встать, Степан Егорович, - сказала едва слышно, по-прежнему не отводя взгляда.

Кошкин хотел, было, возразить, что ей лучше остаться лежать, но Раскатова уже закинула сперва одну руку, а потом вторую ему на шею. Ничего не оставалось, кроме как протиснуть ладонь под ее талию и, приложив некоторые усилия, поставить на ноги. На ногах, впрочем, Раскатова не удержалась и тотчас упала на грудь Кошкину - рук вокруг его шеи она так и не разомкнула.

- Вам все же лучше лечь сейчас.