Слезы Магдалины

– Тын-да, тын-да! – Голос скатывается с высокого берега, плюхаясь в зеленоватую воду канавы. Крик подхватывают камыши и ленивое стадо гусей. Змеи-шеи поворачиваются, красные клювы сталкиваются друг с дружкой, повторяя:

– Тында-тын-да-тындатын...

Конопатому мальчишке внизу слово кажется обидным.

Почему?

Влад не помнит. Этого тоже не помнит. Но мальчишка бежит, карабкается вверх по склону, скользит босыми ногами по земле, валится, катится, плюхается в воду.

И гуси гогочут:

– Тында!

Надо поговорить с Мишкой. Оба ведь взрослые, а взрослые не обижаются на слова, тем паче сказанные невесть когда. Зато Мишка может помнить. О чем? О ведьме с картами? О больнице?

– Влад, – Аленина ручка легла на лоб. – Ты горишь весь. У тебя температура? Может, приляжешь?

Он позволяет себя отвести...

...отвезти. Машина другая, не папина. Пахнет плохо, и ему страшно находиться в ней.

Авария? Ну да. После аварии естествен страх перед автомобилями.

...бело-красный шлагбаум поднимается и опускается, отрезая пути к отступлению. Узкая дорога между рядами елей. Люди в халатах: одни в белых, другие в байковых, разноцветных, надетых поверх пижам.

Больница. Воспоминания возвращаются? Это хорошо? Конечно, хорошо. Алена рядом. Тоже хорошо. Почему-то Владу страшно вспоминать одному.

Квадратная тетка. Ноги-столпы шаркают по клетчатому полу. Владу приходится бежать, он жмется к ватному бедру и изо всех сил цепляется за жесткий палец. Красно-белый деревянный, совсем как давешний шлагбаум.

– Все будет хорошо, – обещает тетка, вытаскивая из кармана связку ключей. Ковыряется в замке, как в зубах.

– Все будет хорошо... ты уже большой мальчик.

Сколько ему было? Одиннадцать? Двенадцать? Больше? Меньше? Не настолько меньше, чтобы не помнить. Пропущенный год, переезд, другая школа. Папины объяснения, что так будет лучше, Влада перестанут дразнить.

Мамино молчание.

Иконы, которые она начала собирать. Это связано? Да. Но как?

– Аленка, – Влад ложится на бок с трудом. Его трясет как в лихорадке, и ледяной пот плывет под воротник. – Ляг со мной. Пожалуйста. Мне... мне страшно одному.

...особенно по ночам. Тени приходят извне. Мягкими лапами шоркают по клетчатому полу, останавливаются у запертой двери и начинают ковыряться в замке. А другие, прилипая к серому стеклу, пялятся на Влада. Ждут, чтобы их впустили.

Он накрывается с головой одеялом – в нос шибает запах хлорки – и старательно не дышит.

Если притвориться мертвым, тени не тронут.

Но скрипит, отворяясь, дверь, и кто-то – другой? чужой? страшный? – замирает у кровати. Стоит долго – у Влада заканчивается воздух, и перед глазами начинают плясать огоньки.

– Тихо, тихо, все хорошо. Я тут. Влад, тебе к врачу надо, тебе... – влажные Аленины ладошки гладят лицо. И ее собственное близко. Испуганные глаза, в которых сострадание.

Никто никогда не жалел Влада.

– Спасибо, – хочет сказать он, но вместо слов вырывается хрип. Теперь Аленка решит, что он и вправду сумасшедший. И наверное, будет права.

Вопрос 7: Как это может быть, чтобы дьявол, дух, не нуждающийся в питании и поддержке, желал чужой крови? К тому же, будучи духом, он не может сосать никакие такие выступы, ибо у него нет ни плоти, ни костей, его нельзя почувствовать и так далее.