Слезы пустыни

Вечером третьего дня на плоский, безликий пейзаж легло покрывало бархатистой тьмы. Я увидела впереди оранжево-розовое свечение, залившее горизонт в помрачневшей чаше пустыни. Казалось, само небо охвачено пламенем. Это огни Хартума, объяснил отец. Пока большой город втягивал в себя поезд, я чувствовала, что меня поглощает его массивная бетонная тьма. Окна многоэтажных домов таращились на меня тысячью пустых глаз. Как же я выживу здесь, недоумевала я. Как мне здесь почувствовать себя дома?

Поезд с лязгом остановился на слабо освещенной станции. Секунду-другую я сидела прилипнув к месту. Затем отец схватил мой зеленый металлический сундучок и остановил такси. В молчании ехали мы по темному городу к дому отцовского друга, загава. После дремотного приема меня провели в комнату, где я могла отдохнуть. Я, наверное, целую вечность лежала без сна, глядя на странное, пульсирующее сияние города. В ушах грохотал шум уличного движения. Казалось, город ест, дышит и движется подобно животному, которое никогда не спит.

На следующее утро друг отца отвез нас в университет. Это был день регистрации, и каждому из нас, студентов-первокурсников, предстояло собеседование с заведующим кафедрой. Моим завкафедрой был приветливый человек по имени доктор Омер, на вид — смешанной арабско-африканской крови. Поздоровавшись, он спросил, кто я, чем зарабатывает на жизнь мой отец и почему я решила учиться на этом факультете. Я ответила, что моя мечта — стать первым в истории врачом из рода коубе племени загава. В нашей деревне нет врача, и я надеюсь однажды вернуться домой и заняться врачебной практикой.

Похоже, доктор Омер остался доволен моими ответами. Он сказал, что это прекрасная мечта для молодой женщины — ею нужно дорожить, и, если я стану хорошо учиться, помех к ее исполнению не будет. Ободряющей улыбкой и несколькими росчерками пера доктор Омер подтвердил, что я — студентка медицинского факультета. Я вздохнула с облегчением: если все университетские преподаватели окажутся такими же душевными и участливыми, как доктор Омер, мне будет здесь хорошо.

Мы с отцом отправились искать университетское общежитие. Если все сложится удачно, оно станет мне домом на ближайшие шесть лет. Это оказалось красивое здание. Как и остальные в городке, мимо которых мы проходили, оно было построено недавно — прочные кирпичные стены, деревянные ставни на окнах, гладкий цементный пол и блестящая оцинкованная железная крыша, утепленная снизу толстыми деревянными панелями. Но меня удивило, что общежитие оказалось почти безлюдным. Интересно, где же другие студенты, недоумевала я.

Управляющая общежитием провела меня по зданию. Я выбрала верхнюю койку в углу дортуара. В деревянный шкаф рядом я переложила содержимое своего сундучка — по крайней мере, то, что туда поместилось. Мне предстояло делить шкаф с той, что займет койку рядом со мной, поэтому всю еду, приготовленную мамой и бабушкой, я оставила в сундучке и запихнула его под нижнюю койку.

В общежитии не было никого, кроме одной-единственной девушки, и ее, как и меня, сопровождал отец. Я спросила у нее, отчего так пусто — неужели мы ошиблись днем? Может быть, мы слишком рано приехали? Девушка улыбнулась и сказала, что и сама беспокоилась о том же. Но все правильно, ведь сегодня день регистрации. Возможно, другие студенты появятся завтра, когда по расписанию у нас должны начаться лекции.

Девушку звали Рания. Она была родом из смешанного арабо-африканского племени махас, родственного нубийцам Северного Судана. Как и я, она приехала издалека. Я сразу прониклась к ней симпатией, тем более что она тоже собиралась изучать медицину.

Мой отец сделал все возможное, чтобы устроить меня на ночь, на прощание попросив Ранию присматривать за мной. Он собирался провести ночь в доме своего друга, а наутро уехать поездом в Хашму. Он оставил мне денег, наказав следить за собой, усердно учиться и быть счастливой. Глаза его увлажнились; не знаю, были то слезы гордости или печали от разлуки. Я крепко обняла его. У меня самой по лицу струились слезы.

— Не плачь, Ратиби, — сказал отец. — Все будет хорошо. Тебе здесь понравится. И у тебя есть Рания. Ты уже нашла себе первую подругу.

— Я знаю, абба, я знаю, — всхлипнула я. — Просто… Просто я никогда не была так далеко от дома. Я буду очень скучать по тебе.

— Я буду навещать тебя при любой возможности. Всякий раз, когда буду в Хартуме, Ратиби.

Я не отпускала отца, изо всех сил обнимая его. Я не решалась отпустить его. Я знала, что он хозяин своего слова; но знала я и то, как непросто будет ему выбраться сюда. Наконец, он отвел от себя мои руки, поцеловал меня в макушку и размашистым шагом скрылся в сумерках, помахав на прощание. В ту ночь Рания и я спали на одном матрасе — для утешения.