– Все хорошо, а что? – Я аккуратно отстраняюсь, и мы садимся за стол. Во взгляде Роуз еще больше тревоги, чем в тоне ее письма.
– Я так обрадовалась, когда ты наконец-то написала. Да, ты говорила, что некоторое время ты не будешь в центре соцпомощи, но когда ты совсем исчезла…
– В центре соцпомощи? – переспрашиваю я.
Роуз нервно смеется.
– Разумеется! Без нашего лучшего волонтера у нас все шло наперекосяк. Ты говорила… Джо, что с тобой?
Она снова тянется взять меня за руку, и на этот раз все-таки опрокидывает кофе. Пока Роуз вытирает салфетками стол, я выглядываю в окно на улицу и размышляю над ее словами. Я пришла, чтобы узнать больше о своей новой жизни, понять, кем или чем я заполняла пустоту, оставленную детьми, во многом боясь получить ответы на свои вопросы. Но по крайней мере одно из моих новых занятий было вполне благопристойным: я работала волонтером в центре соцпомощи, судя по всему, на регулярной основе. Причем, Роб ни словом не обмолвился о центре.
– Так что же случилось? – спрашивает Роуз, собирая мокрые салфетки.
Я в замешательстве. Можно перестраховаться и не упоминать о падении, однако Роуз уже помогла мне. Да и беспокоится она вполне искренне.
– Я была в больнице.
Роуз удивленно поднимает брови. Я уверяю ее, что мне гораздо лучше, и травмы от падения постепенно заживают.
– Падения? – Она снова хватает меня за руку, к счастью, теперь за правую. – Какого падения?
– Я оступилась на лестнице. Упала практически с самого верха.
– О боже! Сильно пострадала? – Роуз испуганно отдергивает руку.
Я спешу успокоить ее, что мне гораздо лучше. Очень хочется кофе: это моя первая вылазка после больницы, и с пустым желудком я долго не продержусь. Я выразительно смотрю на ее полупустой бокал для латте.
– А ты будешь еще заказывать?
– Ой, прости, ради бога! Сейчас принесу. – Она выскакивает из-за стола так резко, что остатки латте выплескиваются из высокого бокала. Я вытираю капли влажными салфетками. – Черный, как обычно? – оборачивается Роуз.
– Нет, мне то же, что и у тебя. Спасибо! – улыбаюсь я.
Она улыбается в ответ, сверкнув крупными розовыми деснами, и у меня в мозгу что-то щелкает, как будто там открыли и закрыли файл.
– Бегу! Не вздумай вставать, я все принесу!
Кофе с густой молочной пеной, щедро политый карамельным сиропом, возвращает меня к жизни. По крайней мере, Роуз говорит, что щеки у меня порозовели. Ее пристальное внимание к моему самочувствию напоминает мне о Робе, и я бросаюсь рыться в сумке в поисках телефона. Разумеется, на экране куча сообщений – и все от мужа.
– Извини, мне нужно… – Я торопливо набираю ответное сообщение.
– Это Роб? – наклонив голову вбок, спрашивает она.
Я отправляю сообщение и поднимаю взгляд.
– Ты знаешь моего мужа?
Она улыбается, судя по всему, не услышав вопросительной интонации. На ее лице читается искреннее беспокойство, но мне неуютно, что человек, которого я толком не помню, знает подробности моей жизни. Да, я именно поэтому и пришла, и все же наше неравенство действует мне на нервы.
– Он волнуется.
– Джо, ты не обязана оставаться с ним только из-за того, что…
– Что? – перебиваю я. – О чем ты говоришь?
Наклонившись вперед, она показывает на мой правый глаз.
– Это он тебя ударил?
Я уже собираюсь возмутиться, когда в памяти всплывает ссора на лестнице. Если бы только Роуз прекратила свой допрос с пристрастием и на минутку отвернулась, я бы смогла сосредоточиться и рассмотреть выражение лица Роба, понять, что его так разозлило. Увы, картина быстро ускользает, и настойчивый голос Роуз возвращает меня к действительности.
– Джо, что с тобой? – Она снова гладит меня по руке и заботливо улыбается.
– Не трогай меня, пожалуйста, – говорю я. – Мне неприятно.
Роуз отдергивает руку; в глазах мелькает обида.
– Я тебя не узнаю!
– Все хорошо. – Я снова делаю глоток живительного кофе. – Прости, я не хотела нагрубить.
– Ничего. Конечно, тебе нелегко.
– Пожалуй, я должна объясниться, – говорю я. – Дело в том, что после падения у меня проблемы с памятью. Амнезия. Я не помню весь последний год.
Не могу сказать, что Роуз мне не сочувствует – она слушает участливо, но с некоторой почти профессиональной отстраненностью. Собственно, мне так даже легче с ней общаться. Она скорее психолог-консультант, а не волонтер, как я решила раньше. Через миг меня осеняет следующая тревожная догадка – что я обращалась в центр за помощью, а не предлагала ее другим. Впрочем, раздумывать некогда – Роуз засыпает меня вопросами и внимательно выслушивает ответы. Откуда у меня синяки на лице? Да, от падения. И жуткие головные боли из-за травмы. Однако самое страшное – амнезия. Не знаю, что служит толчком – ободряющая улыбка Роуз, ее крупные розовые десны или исходящий от нее цветочный аромат, но у меня в голове возникает картина: я захожу в большое помещение, повсюду кипит деятельность, за столами сидят люди, слышен беспрерывный гул голосов. Место мне знакомо: тут я бываю часто и чувствую себя в своей тарелке. На миг эта мысль вытесняет остальные: выходит, помимо всех тягот прошлого года, в нем было и что-то хорошее.