Слишком много действующих лиц

Леонид Сергеевич. Я бы справился и сам, но тогда симптомы будут только у мужчин… это подозрительно. У вас ведь тоже на тумбочках бутылки с минералкой, правда?

Вероника Аркадьевна. Вы предлагаете мне отравить людей?

Леонид Сергеевич. Не то чтобы отравить. … Чуть-чуть притравить. На время. Симптомы проходят через пару дней.

Вероника Аркадьевна. Откуда вы взяли эту штуку?

Леонид Сергеевич. Я фармацевт. Послушайте, неужели вы дадите этим…молодым, наглым торжествовать над нами? Они думают, они лучше нас только потому, что мы имели глупость родиться раньше. Да на каком основании?

Вероника Аркадьевна. Так нечестно.

Леонид Сергеевич. А с нами поступают честно? Вы думаете, хоть кто-то здесь относится к вам всерьез? Никто! Ни организаторы, ни участники. Мы здесь — комические персоны, фон, выгодно оттеняющий победителей. Вы собираете что-нибудь?

Вероника Аркадьевна. В каком смысле?

Леонид Сергеевич

. Фарфоровые статуэтки, например? Советского периода? Балерин, буденовцев, пловчих…

Вероника Аркадьевна. Балерин. Откуда вы узнали?

Леонид Сергеевич. Вообразите, вот за окнами мрак, в квартире никого, кроме вас, и эти равнодушные белые хрупкие балерины… Еще несколько лет, и чужой человек, желая обустроить евроремонт на прежде вашей жилплощади, недрогнувшей рукой, не понимая истинной ценности, вынесет их на помойку.

Вероника Аркадьевна. Зачем вы так?

Леонид Сергеевич. Потому что вы не хотите смотреть в глаза правде. А когда посмотрите, поймете, что мы всего лишь защищаемся. Мы с вами стоим против неумолимого порядка вещей. Против жестокой и равнодушной молодости. Мы имеем право мстить. За погубленные надежды. За отнятые у нас возможности.

Вероника Аркадьевна(в каком-то трансе). Она была гораздо моложе, да. Конечно, он к ней ушел. К этой девке.

Леонид Сергеевич. Вот видите! Мы им покажем, да! Они еще будут проситься в мой журнал! Унижаться, льстить. Хвалить мои стихи. Хотя бы читать их. А на презентацию позову весь актив нашего совписа. Пусть им будет стыдно. Хотя им, конечно, не будет. Им лишь бы пожрать за чужой счет. Фуршетники, быдло.

Вероника Аркадьевна. А ведь на какой-то миг, на какой-то краткий миг мне показалось… Почему тонким интеллигентным мужчинам нравятся такие вульгарные девки? Наваждение, одержимость. Блондинка? Не смешите меня! Крашеная лживая тварь. Все ложь, одна только ложь.

Леонид Сергеевич

. Я еще подумаю, печатать их или нет. Для начала обращусь к кому-то с именем. Чтобы репутация. И потом, главные редакторы толстых журналов тоже ведь стихи пишут. Им же надо где-то печататься. Мы с вами еще поборемся! Мы отомстим! Мы заставим себя уважать!

Вероника Аркадьевна. Тише, умоляю вас…

Леонид Сергеевич. Знаете, а в домике у моря очень хорошо пишется. Под шум волн. Шторм, зима, на стеклах дрожат брызги. А в домике горит камин… И так, знаете, хорошо смотреть из теплой комнаты на бушующее море. На чаек, что носятся над волнами как снежные хлопья… Мы с вами могли бы…

Вероника Аркадьевна(шепотом). Что?

Леонид Сергеевич. Нам не обязательно делить эту сумму. Ее можно и не делить. Вы меня понимаете?

Вероника Аркадьевна. Боже мой, это так неожиданно! (Кокетливо.) Мне надо подумать.

Какое-то время сидят молча.

Леонид Сергеевич. Так что же?

Вероника Аркадьевна(решительно). Давайте (берет пузырек). Но вы уверены, что это недомогание только на пару дней?

Леонид Сергеевич. Абсолютно. А теперь вы меня не видели, я вас не видел.

Свет гаснет и загорается в другом месте, Варя сидит под торшером и читает книжку. Подходит Костя.

Костя. Ничего, если я присяду?

Варя. Нет, что вы.

Костя. Что ты читаешь? Можно же на «ты»?

Варя. Можно. Не отпускай меня. В смысле, Исигуро.

Костя. Не читал. Фильм, правда, видел. С Кирой Найтли.

Варя. А я давно хотела почитать, но не получалось как-то. То одно, то другое. Времени не хватает.

Костя. А тут полно времени.

Варя. Когда нечем себя занять, это ужасно. Это как в чужом городе. Люди сидят за столиками, смеются. Загораются окна… А ты ходишь, смотришь, как другим хорошо. И невольно начинаешь думать о всяком. О жизни. О смерти. Об одиночестве. Большие вещи всегда почему-то очень грустные. Никто никогда не веселится в чужом городе. Так, притворяется. Чтобы не казаться лузером. Ходит, делает селфи…

Костя. Тут тоже все врут.

Варя. В смысле?