Долгое время он проработал в Нью-Йорке юрисконсультом влиятельных политических групп, а затем приобрел весьма внушительное поместье и дом на побережье в Уэст-Хемптоне и решил посвятить остаток дней своих служению закону в тихом графстве Суффолк. Ходили слухи, что судья Коуэн придерживается либеральных взглядов, хотя его на этот пост и выдвигали местные республиканцы. Если так, то Фрэнсис только и оставалось надеяться, что, проявляя снисходительность к обвиняемому в преступлениях, порожденных нищетой, отсутствием возможностей сделать карьеру, отчаянием и дурным воспитанием, – кражах, насилии в семье, наркомании, – он с меньшим сочувствием отнесется к довольно состоятельному субъекту, подзащитному Тянучки, которого на скамью подсудимых привела элементарная алчность.
Однако Фрэнсис не исключала того, что Эвери вполне мог оказаться клиентом юридической фирмы, с которой Коуэн был связан в прошлом. По внешнему виду подсудимый именно принадлежал к тому кругу лиц, чья репутация, честность и благонадежность никак не могли быть поставлены под сомнение. Это был приличный, аккуратный мужчина с доходами выше среднего уровня и ни с какой стороны не походил на жулика. Руки он держал сложенными перед собой, словно они еще были скованы наручниками, которые бейлиф снял с него полчаса назад. Карие глаза Эвери покраснели, будто от пролитых слез, и глубоко запали. Дотоле пышущее здоровьем лицо осунулось. Выражение искренней печали и раскаяния в содеянном ясно читалось на нем.
Время, проведенное за решеткой до суда, накладывало свой отпечаток на любого подсудимого, но в особенности заключение под стражу сказывалось на внешнем виде обвиняемых в служебных и финансовых преступлениях, так называемых «белых воротничков». Для них арест был как гром среди ясного неба. Они возмущались, что их берут под стражу, когда они вовсе не собирались никуда скрываться. Пройти через тюремное горнило без ущерба для здоровья и без потрясения всей нервной системы никому из них не удавалось.
Обвиняемый не имел криминального прошлого, никогда не представал перед судом. Сумма, им украденная, была ничтожна по сравнению с типичными преступлениями в финансовой сфере. И подкупал он всем своим видом, в чем нельзя было не согласиться с его адвокатом. Но Эвери заслуживал тюрьмы, в этом Фрэнсис не сомневалась.
Она должна напомнить суду о его жертвах, престарелых супругах, кстати, из того же церковного прихода, что и Эвери, доверивших ему все свои сбережения. Это все равно что опустить руку в кружку для пожертвований и вытащить оттуда полную горсть монет.
Мэри Ли и Роджер Хортон на каждом заседании сидели в первом ряду, и, глядя на них, Фрэнсис не могла не вспомнить без содрогания о том, что «хороший парень» буквально выпотрошил стариков. Эти люди не в состоянии воспринять то, что с ними случилось, как «прискорбный эпизод, о котором следует скорее позабыть и жить дальше». Именно такое выражение употребил Тянучка в своей речи. Они испытали последствия этого «эпизода» тут же, немедленно, и всю оставшуюся жизнь будут страдать от него. Семидесятивосьмилетняя Мэри Ли собралась вернуться на работу в кондитерскую, месить там тесто за шесть долларов в час потому, что Уильям Говард Эвери-третий присвоил отложенные ею на старость деньги.
Фрэнсис нервничала, но никак не хотела, чтобы Тянучка и судья догадались об этом. И ей удалось, как она сочла сама, побороть свои эмоции и начать речь спокойно и взвешенно:
– Я не буду злоупотреблять вашим временем и терпением. Вы, ваша честь, председательствовали на всех судебных заседаниях и знакомы со всеми материалами и фактами, выслушали все доводы обеих сторон. Мистер Бендлетон настаивает на том, что его клиент уже достаточно наказан. Так ли это? Мистер Эвери вполне успешно занимался бизнесом и не нуждался в деньгах. Однако он использовал свои связи и влияние среди прихожан, чтобы вовлечь Мэри Ли и Роджера в тщательно спланированную им аферу. Эти люди трудились долгие годы и откладывали средства, чтобы обеспечить себе старость. Но мистер Эвери украл эти деньги. Они доверились ему, считая, что такой уважаемый человек будет, как обещал, действовать в их интересах, а он истратил их сбережения на свои прихоти. Трудно вообразить более отвратительный, подлый поступок, совершенный к тому же с хладнокровной расчетливостью и продиктованный лишь жадностью, желанием приумножить свое достояние за счет других. Какой бы стыд мистер Эвери ни испытывал сейчас за свои деяния, это не может сравниться с теми страданиями, на какие он обрек жертвы своего преступного обмана.
Здесь Фрэнсис сделала паузу и обернулась, желая привлечь взгляд судьи к двум старикам, сидящим в зале.
– По этой причине обвинение настаивает, чтобы подсудимый был приговорен к двум годам тюремного заключения и возврату пострадавшим от его аферы суммы в размере пятисот семнадцати тысяч трехсот восьмидесяти шести долларов.
Бендлетон тотчас вскочил:
– Ваша честь, мой клиент… Судья Коуэн оборвал его:
– Сядьте, мистер Бендлетон! И ожидайте своей очереди. Затем он обратился к Фрэнсис: