Слишком много привидений

— Не знаю, — вздохнул врач. — После знакомства с вами я многого понять не могу. Не могу понять и этого. Если бы передо мной лежал обычный пациент, я бы сказал, что случай довольно запущенный, и параличу, как минимум, три месяца — посмотрите, как атрофировались мышцы правой ноги и правой руки. То есть паралич наступил не три недели назад, в результате облучения при спонтанном распаде изотопа золота, а в мае, во время поражения шаровой молнией. И в то же время я не раз видел его в городе живого и здорового, прекрасно владеющего телом и речью… В общем, я в полном замешательстве. Эх, если бы у меня тогда была возможность врачебного осмотра…

— Вы предполагаете, что человек с правосторонним параличом почти два месяца спокойно гулял по городу и ничего такого за собой не замечал?

— Именно так я и думаю, учитывая его паранормальные способности. Вероятно, при поражении Челышева шаровой молнией в его мозгу, в результате микротравм и микроспаек нервных волокон, возникли новые нейронные связи, благодаря которым он и приобрел необычный дар. Такие случаи известны и документально зафиксированы. Эффект же ядерно-магнитного резонанса, возникший при взрыве изотопного золота, разрушил эти связи и вернул Челышева в его первоначальное состояние. Точнее, не совсем в первоначальное, а в то, в котором Челышев оказался после поражения шаровой молнией. Иначе никак не объяснишь, что во время изотопного взрыва никто из присутствующих, кроме него, не пострадал.

— Как это — никто? А мои глаза?

— Кхм… — Доктор стушевался. — Я имею в виду людей. Ваши органы зрения по своему строению сильно отличаются от человеческих.

— Оставим это, — оборвал его седовласый. — Ваши выводы о способностях Челышева основываются на аналогии с феноменом татуировки Куцейко?

— Не уверен, но другого объяснения пока не нахожу. Вам известно, что все попытки каким-либо образом проанализировать эффект «оживания» татуировки Куцейко дают отрицательный результат. В момент «оживания» змея видима, осязаема, но приборы ее не регистрируют. Возникающие незначительные возмущения электростатического поля находятся на пределе разрешающей способности аппаратуры и сравнимы с перепадами биоэнергетических потенциалов на коже любого человека. Такое ощущение, что мы наяву сталкиваемся с проявлением виртуальной реальности. Глаза видят, прикосновение к змее подтверждает ее материальность, а по показаниям приборов ее вроде бы и нет.

— Не видели вы эту «виртуальную реальность» в действии, — глухо пробурчал седовласый. — Я воочию наблюдал, как один из монстров Челышева ловил пули.

— Почему же не видел? Показывали мне видеосъемку. Рыжая, лохматая, одноглазая обезьяна. Жаль, что после взрыва она исчезла и мы не можем подвергнуть ее всестороннему обследованию. Неужели никаких других вещественных проявлений дара Челышева не сохранилось?

— Есть один… — пробурчал седовласый. — Крабоид, величиной с хорошую сковородку. Потеряв своего хозяина, он сейчас квартирует у Карташовой-младшей.

— Вы не пробовали его поймать?

— Пробовали. Результат тот же, что при ловле солнечных зайчиков… Если желаете, могу показать видеосъемку наших попыток

Я долго пытался понять, о чем говорили доктор с седовласым, но ни в какие разумные рамки их диалог не вписывался и реалистическому объяснению не поддавался. Сплошная чертовщина. Выходило, что после поражения шаровой молнией я был парализован, но в то же время продолжал жить нормальной человеческой жизнью, не подозревая о своем серьезном увечье. Мало того — являлся обладателем сверхъестественных способностей, и меня окружали бесплотные, но одновременно и материальные твари. «Оживающая» змея, какой-то крабоид «размером со сковородку», рыжая одноглазая обезьяна, «хватающая пули»… И уж совсем ни в какие ворота не лезли «изотопный взрыв» и «отличающиеся от человеческих» глаза седовласого. Сплошной бред. Напрасно я приписывал своему сознанию качества идеального магнитофона. Такой диалог мог родиться только в больном воображении травмированного мозга и не имел никакого отношения к действительности. За исключением того, что я в самом деле не помнил, как жил с мая по август. Хотя, пожалуй, под вопросом правдоподобности оставались и «нечеловеческие» глаза седовласого. Почему-то, когда я, не мигая, смотрел в зеркальные стекла его очков, меня охватывала непонятная апатия и сонливость, словно под действием гипноза. Ничего «нечеловеческого» в гипнозе нет, зато больное сознание во время сна могло трансформировать реальные события в сюрреалистические.

«Меньше надо читать фантастики, — подвел я итог аналитическому разбору услышанного разговора. — Тогда бы никакие пришельцы не мерещились…»

Проспал я до полудня, когда снова явилась медсестра-манекен и разбудила меня. Сделала уколы, накормила с ложечки творожистой массой, а на десерт — ломтиками арбуза. Когда она ушла, дверь открылась, и коренастый узбек в тюбетейке и спортивном костюме вкатил в комнату инвалидное кресло.