Слишком много убийств

Больше никакой полезной информации из Теренса Эрроусмита вытянуть не удалось. Как, впрочем, и из остальных студентов. Даже мистер Уильям Партридж, самый рациональный, не смог ничего прибавить к удивительно бесстрастному рассказу Теренса. Похоже, Партриджа волновал только цианистый калий. Покончив со всеми четырьмя, Кармайн облегченно вздохнул и направился в кабинет жены декана.

Как и декан, она входила в совет колледжа; это Кармайн выяснил, еще сидя за столом в полицейском управлении. К чему он был не готов, так к ее совершенной невозмутимости. Доктор Полина Денби — высокая женщина с роскошными огненно-золотыми волосами, собранными в мягкий пучок на затылке, безупречной кремовой кожей, не позволявшей заключить о ее возрасте, и янтарными глазами — скульптурными чертами лица напомнила Кармайну актрису Грейс Келли, только без впечатления ранимости. Львица, настоящая львица. Наверняка многие мужчины сходят по ней с ума.

Пожав Кармайну руку — ладонь сухая, уверенная, — доктор Денби предложила ему удобный стул, а сама села напротив — вероятно, на свое обычное место, когда не было нужды работать за столом.

— Искренне соболезную вашей утрате, доктор Денби.

Она медленно прикрыла веки, будто задумавшись. Потом произнесла спокойным, отчетливым голосом:

— Да, полагаю, это утрата. К счастью, у меня штатная должность, и смерть Джона не повлияет на мою карьеру. Придется съехать из деканской квартиры, но не беда — через три года, когда откроется Лисистрата-колледж, я надеюсь стать его деканом, а пока мне выделят комнату наверху, среди студенток.

— Там, наверное, будет не так удобно, — сказал Кармайн, удивляясь направлению, которое принял разговор.

— Отнюдь, — ответила она все так же невозмутимо. — Четыре пятых площади квартиры занимал Джон. Я в основном жила здесь, в этом кабинете.

Кабинет был точной копией декановского во всем, включая размеры. Кармайн скользнул взглядом по рядам книг, большинство из которых были на немецком.

— Вы, кажется, большой специалист по поэзии Райнера Марии Рильке, — сказал он.

Она посмотрела на него удивленно, словно никак не ожидала, что городскому полицейскому известно это имя.

— Да.

— Как бы мне хотелось побеседовать с вами об этом. Я, знаете ли, обожаю Рильке. Увы, сегодня меня целиком занимает смерть вашего мужа. — Он нахмурился. — Прошу меня извинить, доктор Денби, судя по вашей реакции, ваши брачные отношения были довольно прохладными, не так ли?

— Да, вы не ошиблись. Не вижу повода отрицать. Любой в Данте-колледже скажет вам то же самое. Это был брак по расчету. Деканом может стать только женатый мужчина, а если жена — тоже научный работник, тем лучше. Говоря прямо, я фригидна. Джон был к этому готов. Его интересовали молоденькие девушки, хотя он был очень осторожен. Еще бы! Он собирался стать президентом престижнейшего университета, и у него для этого было все необходимое, включая предка из первых поселенцев-англичан. Мои собственные амбиции нисколько этому не противоречили. — Ее поразительные глаза скрылись за тяжелыми, безупречно подведенными веками. — Мы прекрасно ладили друг с другом, и я желала ему успехов.

— Вы заметили что-нибудь необычное в его внешности или поведении сегодня утром?

— Нет, пожалуй, ничего. Разве что он был несколько жизнерадостнее, чем обычно. Прямо светился. Я сказала ему об этом за завтраком, в общей столовой. Он засмеялся и ответил, что у него хорошие новости.

— Он не сказал, какие именно?

Янтарные глаза удивленно расширились.

— Кто? Джон? Скорее свиньи научатся летать, капитан. Честно говоря, я думаю, ему доставляло удовольствие меня дурачить.

— Что вы почувствовали, когда узнали о случившемся?

— Я была поражена. Точнее не скажешь. Джон не из тех, кого Убивают, — по крайней мере, вот так, в своем кабинете, причем столь… интеллигентным способом. Если так можно сказать про агонию от Цианида.

А какой способ вы бы сочли более естественным?

— Ну, какой-нибудь пожестче: выстрел, избиение до смерти, нож в сердце. Что ни говори, крутить с молодыми девчонками небезопасно. У них ведь есть отцы, старшие братья, друзья. Хотя последствия Джона никогда не беспокоили. Он считал, что у него особый талант в таких интрижках. И был прав. Каждая любовная история длилась от трех до шести месяцев, в зависимости оттого, насколько привлекательность пассии перевешивала ее тупость — выбирал он их, как понимаете, не по уму. Как только девчонка начинала ему надоедать, он сразу же становился чересчур придирчивым, ворчал по каждому поводу. Недели через две они расставались, и девушка была уверена, что это причиняет ему страдания.

— Другими словами, он тешил ее самолюбие.

— Именно. Джон делал это гениально. Играл этими дурочками, как виртуоз на скрипке. Когда девушка его бросала, она сама страшно боялась, чтобы о ее приключеньице не стало известно.

— А на собственных угодьях он охотился, доктор Денби?