Слишком много убийств

Кармайн вернулся к детским годам Эрики, ругая себя за невнимательность, однако при повторном прочтении ничего особенного не обнаружилось. Он внимательно изучил историю семьи — Давенпорты никогда не были Давенскими, в этом можно было не сомневаться. В списке школ, в которых училась Эрика, также ничего подозрительного. А кто же тот таинственный возлюбленный в выпускном классе? Кармайн усердно зашелестел страницами, потом ему пришла в голову идея получше, и он вызвал Делию.

— На печатное слово у тебя глаз поострее, — сказал он, вручая ей пачку документов за годы, которые Эрика провела у Шоукроссов. — Посмотри, не упоминается ли что-нибудь связанное с русскими.

Делия ушла, и Кармайн остался наедине со своими мыслями. ФБР знало, что Эрика изучала русский язык, и уже только из-за этого она возглавила список подозреваемых на роль Улисса. Почему никто не сказал ему, Кармайну?

— Потому, — пробормотал он в пустоту, — что ты — жалкий провинциал, тупой коп-итальяшка в карликовом городишке, где живут одни ненормальные! В следующий раз отправлю сучонка в нокаут, даже если мне придется отрастить крылья!

— Ну, Кармайн, — сказала Делия, возвратившись, — ты к нему несправедлив. Он ведь дал тебе досье.

— Просто он уверен, что я не умею читать. Куда мне, тупице!

— Это его проблема. — Наведя порядок на столе капитана, Делия села и протянула ему бумаги. — Намек на что-то в этом роде можно заподозрить лишь только в свидетельстве одного из опрошенных… — Она хихикнула. — Представь себе, молочника! Вот уж кто глуп как пробка. Тебе тоже показалось, что он втрескался в Эрику? Читал его болтовню о ее любовных похождениях? Кстати, все это, видимо, полнейшая чушь, потому никто даже примечания не сделал. И зачем они вымарывают некоторые слова? Все равно любой догадается!

— Продолжай, Делия!

— А, да, конечно. Так вот, один из ее парней якобы говорил какую-то тарабарщину. Вот, цитирую: «Лопочет ей что-то, прям как со своими дружками, быстро так, ни слова не разберешь». Возможно, у парня была просто плохая дикция и быстрая речь, но раз он так говорил с Эрикой, значит, она его понимала и что-то ему отвечала.

— Русский друг в 1944-м? Иммигрант?

— А вдруг? Судя по тому, что я знаю о докторе Давенпорт, она любит напустить тумана. Говорить на иностранном языке как раз по ней.

— Молочник упоминал еще приятелей.

— Тут нет ничего необычного, Кармайн. Иммигранты, плохо владеющие английским, всегда держатся вместе. Что это за место?

— Пригород Бостона.

— Там могла быть для них работа.

— В сорок четвертом году? Тогда работы было завались.

Вполне возможно, Эрика знала русский, решил Кармайн, возвращаясь к годам, когда Эрика училась в колледже. Деньги Шоукросса пришлись очень кстати. Программа международного обмена в то время только зарождалась, однако уже тогда студентам предпоследних курсов предлагали поучиться два семестра за границей, чтобы расширить свой кругозор и образование. В 1947 году двадцатилетняя Эрика изъявила желание отправиться в Лондонскую школу экономики. Ее отпустили. Там она продолжала блистать; в отличие от многих других студентов, которых странности заграничных нравов, обычаев и быта часто выбивают из колеи, Эрика Давенпорт вписалась в новую среду безупречно. Завела друзей, ходила на вечеринки, даже имела несколько интрижек с мужчинами, считавшимися недосягаемыми.

Лето 1948 года Эрика провела, путешествуя по континенту; к досье приложили ее старый паспорт с таможенными штампами Франции, Нидерландов, скандинавских стран, Испании, Португалии, Италии и Греции. Ездила она вторым классом и без подруг, любопытствующим говорила, что одиночество идет ей на пользу. Заскочив между поездками в Лондон, показывала цветные слайды друзьям из школы экономики. Кто-то из них заметил, что, дескать, пейзаж прекрасный, но почему на снимках нет людей?

— Фотографировать людей, живущих своей обычной жизнью, будто экспонаты в кунсткамере? Я не настолько толстокожа! — с запальчивостью заявила Эрика. — Нам их одежда кажется странной, для них это — часть быта.

— Тогда заплати им за их фото, — сказал кто-то. — Ты ведь богатая американка, можешь потратить доллар.

— И низвести их тем самым на наш уровень? Отвратительно!

Вот оно как! Кармайн перевернул страницу с рассказом об этом так осторожно, словно бумага была покрыта золотом. «Когда-то давно и в твоей душе горел огонь, Эрика! Да еще какой!»

Гарвардская школа права и докторантура в Чаббе не принесли никакой новой информации; в следующих двадцати годах жизни Эрики Давенпорт привлекало внимание лишь то, насколько они были оседлыми. После тех трех месяцев лихорадочного знакомства с Европой мисс Давенпорт больше туда не возвращалась. Странно. Люди всегда стремятся воскресить восторги и радости юности, особенно когда таковые связаны с поездками в Европу. Эрика не побывала в Западной Германии, Кипр и Триест также оставила в стороне; в Бриндизи села на паром до Патр, даже не заглянув в Югославию. Неужели в 1948 году трудно было получить визу? «Холодная война» тогда еще не разгорелась.

— Делия! — крикнул Кармайн. — Я еду в «Корнукопию»!