Он спал и улыбался, пока мать той девочки в истерике доказывала участковому, что её необходимо искать уже сейчас, а не оформлять эти чёртовы документы. Улыбался своему сну и слабо причмокивал, вспоминая, как до боли сжимал её пухлые груди, оставляя на них лиловые синяки. Он слабо стонал во сне, прокручивая в голове снова и снова те чудесные моменты, когда она – полностью голая, вся взмокшая от пота и крови – давилась его горячим членом. Это было прекрасно, и ради этого стоило жить. Ради их
истошных криков на фоне его быстрых стонов. Ради того, как они его умоляли. Боже, как они просили о пощаде! Какую дрожь в ногах он при этом испытывал! Их скачущий голосок, трясущийся подбородок, текучие рекой слёзы и мокрые груди, которые он так любил сжимать до посинения! Всё это заполняло его сладостным счастьем, плавно растекающимся по телу.Проснулся он через два часа и ещё с минут десять неподвижно сидел, тупо уставившись в обвалившуюся штукатурку и по-детски улыбаясь. Открыл кран и следующие полчаса наслаждался тем, как горячая вода расслабляла его мышцы, освобождала сознание от сотни оков и впускала в море мысленной свободы. Чувствуя лёгкую вибрацию в паху, он с большим трудом заставил себя подавить её и не поддаться ещё раз манящему соблазну. Он вылез из ванны и, вытирая голову, взглянул в запотевшее зеркало. Протёр его рукой и замер, уставившись на своё отражение.
Звали его то ли Виталий Барлиев, то ли Виталий Барлуев – он точно не помнил. Но что он помнил предельно ясно, так это то, что мать называла его чмом. Смысл этого слова до сих пор оставался для него тайным секретом, но он чувствовал плохую, негативную энергетику, исходящую от этого слова – его имени.
Он не помнил, как и когда получил это имя. Но именно оно – такое звучащее и невероятно красивое – крепко укоренилось в его сознании, заняв место собственного «Я». Когда внутри родился Джонни – смелый, харизматичный и сводящий девушек с ума (в отличие от скромного, зажатого вглубь себя Витали) – родился и он сам – человек, что мстит этому миру, этим женщинам, вот уже около тридцати лет.
Его лицо привлекало своей особой, мужской эстетикой. Широкие скулы покрылись жёсткой щетиной, и он снова с печалью заметил прорастающую седину в своих волосах. И теперь это были не просто мелкие снежинки на чёрном асфальте, а окрас чёртовой зебры, контрастирующей меж глубоким чёрным и ослепляющим белым. Чёлка его представляла собой завитушки жёстких волос, и в запотевшем зеркале ясно светились два холодных огня – его голубые глаза.
Джонни, которому уже исполнилось сорок три года, не был довольно высоким, и тело его было достаточно крупным, но тем не менее он обладал той грацией кошки, что демонстрируют модели на всемирных показах. Движения его были быстрыми, но в то же время и мягкими, будто он назубок выучил собственное тело. Одевался по-скромному, ибо кассирам в наше время много не платили. Джонни старался не выделяться из толпы, ведь уже слышал городские слухи, что по городу бродит какой-то конченый маньяк-насильник, охмуряющий девушек и хладнокровно их убивающий, но вот только никто не знает его лица, поэтому и следует глядеть в оба. Он же лица не прятал, а наоборот – смело улыбался идущим прохожим, глядя им прямо в глаза.
И многие улыбались ему в ответ.
Джонни ещё раз оглянул себя в зеркале и подумал, что его лицо неплохо бы смотрелось на плакатах «РАЗЫСКИВАЕТСЯ» – на таких, какие показывали в его самых любимых старых фильмах. Разыскивается ковбой ДЖОННИ РАЙЗ, скрывающийся от всей полиции штата и грабящий банки страны; наказывающий обидчиков и насилующий всех женщин; гоняющий на лошади по диким просторам и убивающий любого, кто осмелится встать у него на пути. Да, именно таким он и был. Неудержимый Джонни Райз и его грёбаная улыбка.
Он оделся и, вспомнив про труп на кухне, тихо выругался, после чего пошёл в гостиную за топором для разрубки тела. И как только он переступил порог комнаты, застыл, широко раскрыв рот. В его голубых глазах отражалось маленькое жёлтое сияние.
Казалось, весь мир куда-то исчез, и лишь это сияние осталось здесь, в реальном мире. Оно было живым, и Джонни это чувствовал. Оно глядело на него своими маленькими, но невероятно умными глазками, и взгляд их был оценивающим, пронизывающим насквозь. Он продолжал идти навстречу этим глазам, не замечая того, как преодолевает гостиную. Он всё шёл и шёл, пока светлячок проходился по нему взглядом и притоптывал на подоконнике. Когда Джонни подошёл к окну, он, улыбаясь от уха до уха, открыл окно, и прохладный ночной ветер прошёлся по его телу своими пальцами. Светлячок залетел в комнату и уселся на поднятую Джонни руку, продолжая вглядываться в лицо. Они смотрели друг другу в глаза на одном уровне, внимательно изучая друг друга. Сколько они так простояли, он не помнил. Но зато на всю жизнь в его память врезалось то, как он поднёс ладонь к губам и, улыбаясь, поцеловал маленькое солнце.