Слизняк и его раковина

- Отец, прости, - совсем тихо, едва слышно сказал Люциус. - Ты был прав, с самого начала, ещё тогда, когда запрещал мне…

Абраксас помолчал. К чему теперь нелепые сентиментальности? Это не тот случай, когда приятно оказаться правым.

Он так и не придумал, что сказать, но, взглянув на сына, понял, что ответ уже и не нужен.

Люциус спал в кресле, почти до пола свесив руку с амулетом-ограничителем.

Глава шестидесятая. Люциус.

Обещание отца успокоило меня лишь отчасти. Деньги - это хороший аргумент, но что, если страх перед Тёмным Лордом окажется сильнее?

Убеждающую силу страха я знал теперь по собственному опыту.

Тёмный Лорд бывал суров, жесток, неумолим. Но в ночных кошмарах отныне я буду видеть обычных, ничем не примечательных людей в аврорских мантиях. Я не говорил об этом отцу. Вряд ли я вообще решусь когда-нибудь рассказать об этом.

Ко мне подошли в холле Министерства, едва я успел выйти из камина. Крепко взяли за руки. Отобрали палочку. Задрали рукав, проверили Метку. И не предложили даже пройти - просто уведомили, что сейчас я пойду с ними. На мои вопросы не отвечали и вовсе не раскрывали ртов, пока мы не оказались в Аврорате.

Только там я узнал, что арестован за участие в террористической организации и пособничество Тёмному Лорду. Они, конечно, его не так называли. Впрочем, они вообще избегали называть его как-нибудь. Тут же мне предложили выпить Веритасерум и ответить на вопросы.

Сперва я гордо отказался. Получил оплеуху. Из носа потекло. Утираться пришлось рукавом - из карманов у меня выгребли всё до кната, даже носового платка не оставили.

Выждав немного, аврор - потом я узнал, что это начальник отдела, - угостил меня очищающим заклинанием в лицо и повторил своё предложение.

Не так-то просто быть гордым с разбитым лицом, перемазавшись в собственной крови. Но если сравнивать с Круциатусом - чепуха. А мне было, с чем сравнивать. Но выражение его лица, интонации, совершенно не изменившиеся до и после оплеухи… Я просто осознал, что, стоит мне отказаться, и последует ещё один удар, а потом он всё тем же скучающим тоном осведомится, не соглашусь ли я принять сыворотку правды. И продолжаться это будет до тех пор, пока ему не надоест, а потом меня заставят выпить зелье насильно. Вся выгода, что я получу в этом случае - распухшее от ударов лицо.

Так что отцу я наврал. Ничего в меня там силой не вливали, Веритасерум я выпил сам.

Потом я убеждал себя, что это был не страх, обычное благоразумие. Но, если честно, я был не просто напуган - почти раздавлен.

Да, если говорить то телесных ощущениях, то мне доводилось испытывать и не такое. Не только Лорд, но даже мой собственный отец причинял мне куда большую боль. Но при этом они не переставали относиться ко мне как к человеку, к Люциусу Малфою, пусть и пытались гнуть каждый под себя. Даже Фабиан Прюэтт, швырнувший в меня Круциатус - да, собственно, и не в меня, в абстрактную фигуру в тёмном плаще и серебряной маске, - испытывал вполне понятные человеческие эмоции.

А для Кемпа я человеком не был. Был частью работы: необходимой, скучной, досадной. Словно бы и неживой. От этого меня такой холод пробирал, что я и дома всё никак не мог отогреться.

Находясь под домашним арестом, я не мог сам заниматься решением этого деликатного вопроса, поэтому налаживать связи и наносить визиты нужным людям приходилось отцу. А если ему не удастся уладить это дело? Если всё-таки тюрьма? Азкабана я боялся до дрожи.

Я бесцельно шатался по Малфой-мэнору, гулял в парке и намного больше времени, чем когда-либо, проводил с сыном.

Драко был очень похож на меня. Раньше я весьма гордился этим, а теперь вдруг подумал: а ведь он наверняка унаследовал от меня не только светлые волосы и нежную кожу. Но и все мои слабости, все уязвимые места. Кажется, сын, я сделал тебе не самый лучший подарок. Но что поделаешь, другого характера у меня нет. Придётся справляться так.

Не хотелось думать, что меня не будет рядом, когда Драко начнёт говорить, задавать вопросы, осваивать магию. Нет, я верил, что отец и Нарси смогут воспитать его должным образом. Да и какой из меня воспитатель… Но всё равно эти мысли больно задевали.

Всё вокруг казалось мне ненастоящим, двойственным. Родной дом, знакомый мне с самых первых воспоминаний и известный до каждой мелочи. Отец. Нарцисса. Драко. Преданные эльфы.

И в то же время, я знал, что всё это в любой момент могут у меня отнять. Заменить на холодную камеру и драную форму заключённого.

А ещё магия, конечно. Было весьма непривычно обходиться без палочки и звать Тио каждый раз, как мне что-нибудь требовалось. Но дома можно капризничать, а в Азкабане домовиков не будет.

Я опять задохнулся острым холодным страхом при одной только мысли о тюрьме.

Чай безвозвратно остывал в моей чашке, а я медленно увязал в паутине мрачных размышлений. С аппетитом в эти дни у меня было совсем никак, хоть я и понимал, что не раз ещё успею пожалеть о домашних обедах и ужинах.