Слой

Кротов завинтил пробку, поставил бутылку левее, чтобы не закрывала собой лицо собеседника.

— Будем здоровы!

— Взаимно.

В том, что банкир аккуратно запечатывал бутылку после каждого разлива — казалось бы, зачем, все равно водка не успеет выдохнуться, — была определенная основательность, и привыкший к порядку Слесаренко отметил первую симпатию к своему визави, шевельнувшуюся в душе, но тут же списал ее на воздействие винных паров.

— Вовсе нет, Виктор Александрович, — повторил Кротов. — Просто мы по-разному смотрим на одни и те же вещи. Возьмем упомянутые вами тобольские кроссовки. Юдин купил по бартеру дешевую, но устаревшую итальянскую технологию. Пока развернули производство, прошло еще несколько лет. Что же мы имеем сегодня? Люди со средствами его кроссовки не покупают — не по «фирме», ширпотреб. Для бедных они не по карману — почти сто тысяч пара. Спрашивается: кому это надо?

— Вот он и приглашает промышленников, ученых и вас — банкиров: помогите перестроиться, модернизироваться!

— Да как ни модернизируй телегу — она самолетом не станет! Пока мы не отучимся хватать со всего мира «числом поболее, ценою подешевле», ничего у нас не получится! Вот вы банкиров обвиняете: быстрые деньги, сиюминутная выгода… А здесь разве другое? Да то же самое! Купили дешевку, тяп-ляп, русский мужик все раскупит… А он не покупает! А почему бы не жмотиться, а взять и купить новейшую линию и выйти на мировой рынок, а? Мы что, тупее Гонконга или Тайваня? И разве дело только в кроссовках? Вы посмотрите, что мы везем в область за нефть и газ? Списанные немецкие автобусы! И вы предлагаете, чтобы во все это старье я еще и свои деньги вкладывал! Нет уж, увольте.

— Звучит убедительно, — сказал Виктор Александрович. — Но у вас устаревшие и далеко не полные данные. Вы хотя бы немного знакомы с перечнем технологий и оборудования, покупаемых областью по немецкой «нефтяной» кредитной линии?

— Абсолютно не знаком, — ответил банкир. — Нас к этим сделкам близко не подпускают. Там своя мафия.

— Какая мафия? — рассердился Виктор Александрович. — Уж вам-то стыдно повторять досужие сплетни, Сергей Витальевич. Информация по бартерной линии совершенно открытая… Это просто смешно!

— И что, никаких комиссионных? — лукаво спросил банкир.

— Послушайте, я сам дважды летал в Германию на подписание договоров, и, поверьте, никто из немцев даже не пытался подкупить меня или воздействовать любым другим образом.

— Вы позволите ответить вам честно? А потом мы еще выпьем и сменим тему, хорошо?

— Ради бога, — развел руками Слесаренко. — По-моему, мы и так достаточно откровенно разговариваем.

Банкир «обслужил» стаканы и убрал пустую бутылку под столик, окончательно завернув на ней пробку.

— Простите меня за прямоту и не обижайтесь, пожалуйста, — сказал Кротов, — но в большой политике и в больших деньгах вы пока еще не тот человек, которого стоит подкупать или шантажировать. Вы же там ничего не решаете, Виктор Александрович. И в Германию вы ездили для антуража: подписывать бумаги, не вами составленные и не с вами обговоренные. И не на ваших условиях. Еще раз простите, но это же факт. Я готов согласиться, что лично вы ничего от этих сделок не имеете. Но никогда не поверю, что никто из «наших» там не подкормился. Притом весьма и весьма основательно.

— А вы думаете, я в это верю? — горестно усмехнулся Слесаренко.

— Выходит, мы с вами не такие уж разные люди. Давайте за это и выпьем.

Незаметный ранее телефон вдруг зазвонил, они вздрогнули оба от неожиданного звука. Кротов снял трубку.

— Слушаю вас… Да, здесь. Одну минуту. Это вас, Виктор Александрович.

— Странно, — сказал Слесаренко, внутренне насторожился, но все оказалось просто: звонил Кульчихин.

— Ну, что вы там попрятались все, не понимаю. Посидели бы в бане, поплавали…

— Хорошо, сейчас спустимся, — ответил Слесаренко. Ни париться, ни плавать ему совершенно не хотелось, но кульчихинский звонок позволял ему естественным образом прервать не слишком приятный тет-а-тет с банкиром, да и водка была уже выпита.

Он вернул трубку Кротову и взялся ладонями за подлокотники кресла.

— Уважим начальника? В баню приглашает.

Кротов изобразил на лице полу-сомнение — полу-согласие и затем, словно решившись на что-то, произнес:

— Можно и сходить. Хотя после водки и прочего я побаиваюсь: давление, знаете ли…

— У меня тоже.

— Да, собственно… Можно еще один вопрос, Виктор Александрович?

— Пожалуйста.

— Чего вы хотите от меня? — спросил банкир.

— Ну, здрасьте, — сокрушенно проговорил Слесаренко. — Ровным счетом ничего. По-моему, это вы сами меня сюда пригласили.

— Да, сам пригласил, чтобы облегчить вам задачу.

— Какую задачу, Сергей Витальевич! Вы меня интригуете.

— Бросьте, Виктор Александрович. Мне доподлинно известно, что вы хотите обратиться ко мне с определенной просьбой.

— Вот как? Интересно… И какого же рода эта просьба, если не секрет?

— А вот этого я как раз и не знаю, Виктор Александрович, это меня и беспокоит. Так что говорите, я вас слушаю.