Сломленные

Роберт смахнул выступивший на лице пот. Невыносимо было слушать отцовские крики. С тех пор как отец постарел и превратился в дряхлую развалину, настоящее перестало его волновать. Он вернулся туда, в прежнюю жизнь, в ту жизнь, где была она. Их жизнь распалась на две части: до ее ухода и после. Она бросила мужа и сына, убежав с черноволосым красавцем, который, к несчастью, оказался сутенером.

Джон Бейтман не позволил ей взять ребенка с собой, но, оставшись с сыном вдвоем, практически забыл о его существовании. Его занимало лишь собственное горе, которое буквально раздавило его, сломало его жизнь. Он не имел представления, что делать с маленьким мальчиком, который не переставая плачет и зовет мать, который отталкивает отца своими маленькими ручонками, едва тот приблизится к нему. С сыном, который не желает признавать отца и мечтает лишь о том, чтобы убежать из дома на поиски матери — матери, по сути дела, бросившей не только отца, но и его самого.

Каждый день Роберт снова и снова переживал ужасную сцену ее ухода. Ее лицо — само презрение, когда она смотрит на мужа.

— Джонни, отдай его мне. Я заберу его с собой. Он скоро привыкнет к новой жизни.

Но отец непреклонен, несмотря на яростный протест маленького Роберта, который изо всех сил пытается вырваться из крепких отцовских рук.

— Чтобы я отпустил моего сына с этим сутенером, Бет? Чтобы ты воспитала его таким же грязным, как ты сама, в своем порочном мире? Никогда! Пока я жив, мой сын будет со мной!

Она смеется в ответ, запрокинув красивую головку:

— Хорошо, ты его получишь. Я могу иметь еще детей, если захочу. Я могу получить от жизни все, что захочу. Кажется, я уже доказала тебе это. Получай его. Он твой.

Роберта потрясло услышанное.

Год за годом, снова и снова перебирая в памяти события тех лет, Роберт пытался оправдать мать, представить ее героиней. Но ни разу в жизни он не пробовал задуматься над тем, легко ли было отцу растить его. Отец навсегда остался в его сознании человеком, разлучившим его с матерью, а ведь только мать любила Роберта по-настоящему. По крайней мере, так считал сам Роберт.

Жизнь с отцом и бабушкой, воспринимавшей внука как плод греха, стала для маленького Роберта тяжелым испытанием. Навсегда остались в прошлом нежные объятия, неторопливые завтраки в теплой материнской постели, хрустящие тосты и вкусный чай маленькими глотками. Навсегда ушли в прошлое вечера, когда мальчик мог перебирать содержимое материнской сумочки, ожидая ухода ее гостей. Кончились волшебные купания в ванне, когда мать окутывала его своей любовью, словно теплой влажной мантией.

Взамен пришли школа, священник и холод в нетопленом доме. Пища стала невкусной и холодной, завтраки одинокими. А Джон Бейтман производил теперь впечатление сломленного и обиженного на жизнь человека. Глядя на своего сына, он, казалось, не мог понять, откуда, черт возьми, этот сопляк взялся.

Детская непосредственность и живость, которыми маленький Роберт был так щедро наделен, умерли в нем. Образ матери, такой прекрасный и манящий, неотступно преследовал его и по-прежнему занимал главное место в душе. Жизнь без нее лишилась красок, стала серой и однообразной.

Роберт никогда не вспоминал, как мать оставляла его одного где попало, предоставленного самому себе. Как она забывала покормить его или кормила одними конфетами, развлекаясь при этом с очередным любовником. Он забыл, как она больно била его, когда он отказывался выполнять ее приказы. Он забыл, как украдкой подглядывал за ней, голой, распластавшейся на диване с голым мужчиной, и как неистово тот обладал ею. Она кричала, и Роберт бежал к ней, думая, что это крики о помощи.

Он намеренно вычеркнул подобные воспоминания из своей памяти. Но иногда они обрушивались на него с новой силой, и тогда Роберт гнал их от себя, стремясь отделаться от них навсегда.

Он забыл, как отец провожал его в школу, как заботился о том, чтобы у сына всегда имелись карманные деньги. Забыл, как отец брал его с собой на долгие и интересные велосипедные прогулки. Его изначально настроили не любить отца, и он отлично с этим справлялся.

Роберт никогда не вспоминал о том, как вместе с бабушкой ходил в церковь, как бабушка с гордостью наблюдала за ним во время первого причастия и первой исповеди или когда он читал Евангелие во время дневной мессы.

Он не хотел принимать их любовь. Она мешала ему оберегать в душе образ матери.

Затем мать вновь нашла его, и их встреча стала поворотным моментом в его жизни…

Роберт услышал стук в дверь. Он оставил обнаженного отца на кровати, предварительно связав ему руки ремнем. Отец жалобно смотрел на него. Его усеянное кровоподтеками тело напоминало тело узника концлагеря.