Слова, которые мы не сказали

Нет, я ни о чем не забыла. Просто уже не вполне уверена, что ее нужно прощать. И я не собираюсь ворошить прошлое перед всей зрительской аудиторией Нового Орлеана или Чикаго или любого другого канала, чтобы выяснить, что произошло на самом деле. Тайны моей семьи останутся нераскрытыми. Случившееся с Дороти окончательно убедило меня в этом.

Присцилла берет лист бумаги.

– Они захотят узнать, что ты намерена сделать с камнем. У тебя есть интересные варианты?

Я ощущаю себя козлом отпущения, агнцем, выбранным для заклания. Внутри все переворачивается. Вместо милого человека все увидят тщательно скрываемое уродство?

Сжимаю руками голову.

– Пожалуйста! – говорю я. – Прекратите! Я ни за что на это не пойду! – Я перевожу взгляд с Присциллы на Стюарта. – Ни за что. Я не люблю раскрывать детали своей личной жизни. Вы правы. И не ждите, что я выброшу грязное белье к ногам многотысячной аудитории. Это не мой стиль. Кроме того, не забывайте, я встречаюсь с мэром этого города.

Стюарт уже три минуты вещает о том, по каким причинам я обязана это сделать для коллектива, когда Присцилла наконец кладет руку ему на плечо.

– Хватит, Стюарт. Мы не сможем заставить Анну стать тем человеком, которым ей никогда не быть. – Голос ее звучит неожиданно спокойно. Она возвращается к своему столу и кладет руки на клавиатуру, давая понять, что разговор окончен.

Я думаю о том, что надо все объяснить, сказать, что готова ради своего шоу на все – на все, – но копаться в прошлом не позволю. Впрочем, она сможет понять меня, если только узнает подробности. Я поворачиваюсь к двери, и в этот момент Присцилла бросает мне в спину:

– Завтра шоу ведет Клаудия, верно, Стюарт?

Я влетаю в гримерную и хлопаю дверью.

– Как они смеют!

Джейд стоит у раковины и моет кисти.

– Присцилле и Стюарту на меня наплевать. Их волнуют только рейтинги.

Джейд глазами показывает на другой угол комнаты, напоминая, что мы не одни. Я поворачиваюсь и вижу Клаудию, сидящую на диване в ожидании завершения разговора о завтрашнем шоу. Сейчас меня точно не волнует, что меня могут услышать.

– Они назвали меня замкнутой и скрытной. Ты представляешь?

Джейд выключает воду и берет полотенце.

– Аннабель, скажи, когда последний раз ты отвечала на вопросы личного характера? Или, например, позволяла кому-то, кроме меня, увидеть тебя без макияжа?

Моя рука непроизвольно тянется к щеке.

– Да, я стараюсь всегда выглядеть презентабельно. И что в этом плохого?

– Макияж – твой щит. Для человека публичного ты слишком закрытая личность. – Джейд хлопает меня по плечу и берет сумочку. – Я ушла обедать. Вам что-то купить?

Да! По-бой с жареными устрицами и пирог с орехами пекан.

– Нет, спасибо.

– Ну, всего вам наихудшего, – кивает Джейд и закрывает за собой дверь.

Я со стоном хватаюсь за волосы.

– Ох, что же мне делать? Я не могу потерять эту работу.

Я вздрагиваю оттого, что мне на плечо ложится рука.

Клаудия.

– Ой! – вскрикиваю я, выпрямляюсь и убираю пряди за уши.

– Извини, Анна. Я не знаю, что и сказать. Я опять чувствую себя виноватой за то, что предложила сделать программу с Фионой. Как глупо получилось! Я вытащила мешочек из твоего ящика, даже не поняв, что это. Мне в голову не пришло, что это Камни прощения.

Я поднимаю голову и вглядываюсь ей в лицо: розовые щечки, широко распахнутые голубые глаза, наивный взгляд. Под толстым слоем грима я замечаю тонкий шрам на подбородке. Упала в школе? Например, с велосипеда или с дерева. Она прикасается к нему тонким пальцем с идеальным маникюром и отводит взгляд, словно смутившись, что я заметила.

– Ужасно, я знаю. Это из-за лицевой дуги. Знаешь, такая штука из железа и пластика, которую надевают на лицо. Врач только через месяц понял, что она слишком сильно давила. Правда, дефект исправили. Мама так разъярилась, что перестала таскать меня по конкурсам. – Она тихо смеется. – Такое было облегчение.

Так, значит, победы на конкурсе красоты – мечта матери Клаудии, не ее?

– Почти незаметно, – говорю я. – Ты очень красивая.

И все же она постукивает пальчиком по шраму, смущенно потупив взгляд. У меня сжимается сердце. Именно сейчас Клаудия кажется мне настоящей. Красавица с идеальной прической и кожей, покрытой ровным слоем искусственного загара, теряет уверенность в себе из-за того, что кто-то заметил крошечный шрам на ее подбородке. Кроме того, она без утайки рассказывает свою историю. Не это ли имела в виду Присцилла, когда говорила об открытости?

Я беру Клаудию за руку и веду к дивану. Чертовы камни. Может, Джейд права? Собравшись с духом, я произношу:

– Понимаешь, я боюсь. Не могу себя заставить говорить о камнях. Если все узнают, какая я на самом деле, они будут в ужасе. – Я бросаю сумочку в подставку для бумаг и опускаюсь на диван. – Предполагалось, что камни Фионы помогут людям принять свои ошибки и рассказать о них, вместо этого я стала еще более скрытной, чем раньше.

Клаудия вновь прикасается к шраму. Я задумываюсь, понимает ли она, что я говорю в переносном смысле, не в буквальном.