Мне было не по себе от того, как они общались. Это же мать и сын – два самых близких друг для друга человека во вселенной, но они вели себя так, будто единственным, что их объединяло, была только их фамилия.
– Давай я налью, – откликнулась миссис Майерс, снова потянувшись за его стаканом.
– Нет, – обрубил Кевин. – Я хочу, чтобы за мной ухаживала Сэм.
Наверное, то, с каким трудом я сглотнула, было слышно даже в самых отдаленных джунглях Амазонии.
Стиснув зубы так, что проступили желваки, и не глядя на меня, миссис Майерс передала мне графин.
Я прикладывала все усилия, чтобы мои руки не дрожали, но тщетно. Пока стакан Кевина наполнялся соком, я молилась лишь о том, чтобы ничего не пролить.
Когда я уже была готова поставить стакан на место, Кевин вдруг протянул ладонь, показывая, чтобы я подала стакан прямо ему. Я привстала, для надежности осторожно обхватила одной рукой кисть Кевина, и отдала ему сок.
Взяв стакан, парень улыбнулся так приторно, что мне захотелось выпить крепкого черного чая. Хотя, быть может, причина была в усилившемся чувстве тошноты.
– Спасибо, Сэм, ты очень любезна.
Каким-то чудом я высидела еще девять минут и шестнадцать секунд завтрака. Почему я знала время так точно? Потому что без конца косилась на настенные часы и молилась, чтобы больше никто из Майерсов не попытался через меня взбесить другого.
Шарлотта Майерс, не поднимая глаз, отложила приборы, промокнула губы салфеткой и резко встала из-за стола.
– Я буду в кабинете. Работать. – Почему-то на последнем слове она кинула на меня еще один взгляд, будто намекая на то, что она единственная в этом доме занималась делами и, круто развернувшись, стремительно покинула столовую.
Настроение Кевина с ее уходом резко переменилось. Пока юноша с задумчивым видом неторопливо допивал сок, я подготовила лекарства. Он молча принял их и, не произнеся ни слова, тоже вышел в коридор.
***
Подготавливая учебную комнату к занятиям, я размышляла о том, что наблюдала сегодня за завтраком.
Интересно, миссис Майерс ко всем малознакомым людям относилась с таким пренебрежением или именно я почему-то заслужила репутацию человека, недостойного мало-мальского уважения? В конце концов, я соблюдала правила, вела себя приветливо и почти уже даже смирилась с отвратительным поведением ее сына.
Кстати, о нем… Я не дура и прекрасно понимала, что все его сегодняшнее показное дружелюбие было только ради того, чтобы вывести из себя Шарлотту.
Я пыталась вспомнить в деталях все события завтрака и то, как вела себя в стремительно меняющихся условиях. Поразмыслив, пришла к выводу, что со своей стороны действовала предельно аккуратно.
И почему Кевин провоцировал мать? Что за кошка между ними пробежала? Так было всегда или это лишь единичный случай?
Меня бы не так сильно волновал этот вопрос, если бы от их взаимодействия не зависел выбор моей модели поведения. Нужно было стараться не выводить из себя Шарлотту, – что совсем не просто, – и в то же время угодить подопечному.
Разобравшись с учебной комнатой, я вернулась в столовую, чтобы помочь Филу. Каллахан, увидев меня на пороге, тут же изобразил страшное лицо.
– Как ты это сделала? – спросил он когда я взялась собирать оставшиеся грязные тарелки в одну стопку.
Разумеется, я знала, что он имеет в виду, но не очень хотела обсуждать эту тему, поэтому попробовала отшутиться:
– Взяла одну тарелку, положила ее на другую, – сказала я, сопровождая свои слова соответствующими действиями, – потом взяла еще одну…
– Сэм!
Я бросила взгляд на Фила. Тот стоял с сердито сведенными бровями, грязными стаканами в одной руке и тарелкой с остатками несчастного бекона – в другой.
Вновь опустив глаза на стол, пожала плечами.
– Я работаю здесь десять месяцев и пока ни разу не видел, чтобы миссис Майерс позволяла кому-то из соцработников есть с ней за одним столом.
– Меня попросил Кевин, – еле слышно пробормотала я.
– Что?
Я подобрала тарелки и выпрямилась, встав лицом к лицу с Каллаханом.
– Кевин попросил меня позавтракать вместе с ними, – произнесла я четче.
На мгновение лицо Фила приняло задумчиво-отстраненное выражение, после чего парень утвердительно промычал какой-то своей мысли и, развернувшись, понес посуду в кухню.
Недоумевая над его реакцией, я проследовала за Каллаханом.
– Что значит это твое «угу»? – спросила я, ставя стопку тарелок на островок.
Фил подал Хьюго стаканы, чтобы тот убрал их в посудомойку.
– Это значит, что я думаю.
– И что ты думаешь?
Прежде чем ответить, Каллахан поставил на столешницу тарелку с беконом и почесал макушку.
– Что младший Майерс, похоже, придумал новый изощренный способ побесить мэра, – с усмешкой сказал он.
Об этом я и сама уже догадалась…
– Почему они так относятся друг к другу? – спросила я.
Каллахан и Чбоски переглянулись и почти одновременно пожали плечами.