Слова. Том IV. Семейная жизнь

Как же смиряется человек в старости! Старик постепенно теряет силы и становится похожим на постаревшего сокола. Когда сокол стареет, у него выпадают перья и крылья становятся похожими на поломанные расчёски. Помню, один член Духовного Собора[57] из монастыря Филофей

[58] в 1914 году – еще будучи мирянином – добровольцем поехал из Смирны воевать в Албанию, для того чтобы отомстить туркам, которые зарезали его отца. Однажды он поймал турка и хотел перерезать ему горло. Турок взмолился: "Наша вера грубая. Она учит нас резать и убивать. Однако ваша вера не такая. Христос не учит вас убивать". Эти слова настолько его перевернули, что он выбросил винтовку и немедленно удалился на Святую Гору. Он стал монахом, стал членом Духовного Собора, однако атаманский дух из него не выветрился. Он был ответственным за все послушания, и все ключи от кладовых висели у него на поясе. Никто из братии не осмеливался сказать ему что-либо поперёк. Если кто-то из монахов забывал обратиться к нему как положено: "Старче Спиридоне", то он выходил из себя. Однажды Великим Постом в монастырь пришла разбойничья шайка и потребовала у монахов сыра. Тогда к бандитам вышел отец Спиридон и "поприветствовал" их так: "Ах вы, свиньи! Великим Постом пришли сыра просить?" – сказал да и повышвыривал их за ворота. В другой раз монахи разобрали паникадила[59]

, чтобы их почистить. Бандиты, увидев разные блестящие завитушки от паникадила, подумали, что они золотые. Придя в монастырь, они побросали эти завитушки в мешки и собрали со всей округи мулов, чтобы нагрузить на них эти мешки. Отец Спиридон, как только это увидел, схватил бандитов за шиворот, забрал их мешки и вывалил содержимое на землю. "Шпана вы, шпана! – сказал он им. – Да ведь это же дешёвые железки! Такие же дешёвые, как ваши медные лбы!" Этот человек не знал, что такое трусость. Однако в старости он заболел и смирился. Мне дали послушание ухаживать за ним. Однажды он меня попросил: "Помолись, Аверкий[60], что-то мне нехорошо". Я поднялся и начал вслух молиться по чёткам: "Господи, Иисусе Христе, помилуй раба Твоего старца Спиридона". – "Дурень, – говорит, – не "старца Спиридона", а Спирьку!" Как же смирила его болезнь и старость! Раньше попробуй-ка, не назови его "старцем Спиридоном"!

И мой отец в старости смирился от мухи. Однажды моя сестра застала его плачущим. "Что с тобой, отец? – спросила она. – Может быть, тебя обидел кто-то из внуков?" – "Нет, нет, – ответил он ей. – Что есть человек… Я хотел прихлопнуть муху мухобойкой и не смог этого сделать. Я пытался прибить её справа – она улетала налево, хотел прихлопнуть слева – она улетала направо! Я, когда был молодым, стрелял так метко, что четов[61] не убивал, а обстреливал их со всех сторон, так что пули ложились вплотную и так понуждал их сдаваться. Когда мне было шестнадцать, я подстрелил львёнка, ранил его и вступил в схватку с раненым зверем. А сейчас не могу убить мухи! Э, человек есть существо ничтожное". Несчастный чувствовал одно большое "ничего", ноль, так словно бы он ничего не совершил в своей жизни.

А знаете, как смиряются старички-монахи в приютах для старых монахов в святогорских монастырях! Над ними совершают еще один… монашеский постриг! Им обстригают волосы, чтобы они были короткими и их было легче мыть. Им обстригают бороду, потому что у них текут слюни, валится мимо рта пища и как их потом чистить? Этот постриг – последний постриг. Постриг смирения!

Мзда от ухода за стариками

До чего докатился мир! И в Фарасах и в Эпире ухаживали даже за старыми животными. Ну, за мулами – понятно, почему [ – потому что их мясо не употребляется в пищу]. Но ведь и тех животных, мясо которых было съедобным, тоже не резали, оставляли в живых. К примеру, старых быков, на которых раньше пахали, хозяева чтили. Они ухаживали, заботились о них в старости, говоря: "Ведь это наши кормильцы". То есть рабочие животные, которые трудились в поле, имели добрую старость. И ведь тогда у людей не было технических средств, которые есть сегодня. Надо было в ручной мельнице смолоть кормовую чечевицу, мелко её подробить, чтобы бедный старый бык мог её прожевать. А люди нынешние о подобных вещах забыли: они не заботятся даже о старых людях, что уж там говорить о старых животных!