Словарь религий, обрядов и верований

Си-ван-му, мать Фей, подарила императору У-ди из династии Хань (202 до н. э. — 220 н. э.) четыре благоухающих персика, которые созревают каждые три тысячи лет. Персики иногда являются символом Бессмертных, почитаемых наряду с Совершенными (Чэнь Жэнь) и Священными (Шэнь). Они утоляют жажду небесным вином (тэнь-чинь), ходят по воздуху и летают, оседлав ветер. Порой они создают видимость своей смерти, но если открыть их гроб, то вместо тела там будет лежать какой-нибудь символический предмет.

Позднее в даосизме будут переосмыслены некоторые представления об обожествленных людях — вечных символах Пути и гарантах его успешного преодоления. Под влиянием буддизма Бессмертные образуют небесную иерархию. Однако в силу другой традиции они продолжают жить на ставших объектом паломничества Пяти Священных Горах, из которых самой значительной является Тайшань в Шаньдуне. Заветная мечта даоса состоит в том, чтобы присоединиться к Бессмертным на Западной Горе Куньлунь, счастливой земле, где царствует летающая на гусях и драконах Си-ван-му; вкусить от дарующего бессмертие растения и утолить жажду из Синей реки, за пределами которой находится потусторонний мир — совсем как Ахеронт из платоновского мифа (Федон). Гора и Небесные Пещеры, светящиеся изнутри собственным светом, подобно подземелью из «Путешествия в центр Земли» Жюля Верна, представляют собой фантастический мир, куда при помощи амулетов и магических заклятий проникает даос в поисках наркотика, эликсира, универсальной панацеи. Проникнув в Гору, он проникает в самого себя и обретает ту легкость существа, которая делает его невесомым. Освободившись от всех социолингвистических условностей, он изменяет душу таким образом, чтобы изгнать все усвоенные прежде привычки и обязательства. Подобно Чжуан-цзы, он видит во сне, будто стал бабочкой, и, проснувшись, спрашивает себя, ему ли приснилось, что он бабочка или, напротив, бабочке приснилось, что она — Чжуан-цзы. Мир предстает ирреальным созданием из грез, где приснившиеся существа порождают спящего подобно тому, как руки Эшера рисуют самих себя, чтобы получить возможность рисовать.

9.3.

Концепция легкости существа, отвергающего тяжкие обязанности по отношению к государству, явно противоречила конфуцианству, получившему статус официальной идеологии в эпоху династии Хань и сохранявшему свои позиции вплоть до 1911 г. После проникновения буддизма в Китай (см. 6.8), начинается борьба Трех Учений за сердца верующих. В этой битве порой будут использоваться крайне жестокие методы, особенно к концу династии Тан (618–907), когда самой могущественной окажется наиболее гонимая религия — буддизм (см. 6.8). С появлением буддизма даосизм испытывает комплекс неполноценности. С одной стороны, он подвергается давлению конфуцианства, требующего отказаться от оккультных ритуалов и народных богов — с другой, ощущает интеллектуальное превосходство буддизма, которому ничего не может противопоставить. Однако нам уже известно, что в невесомости даосского существа заключены ферменты утопии и мятежа. Лишь очень мощная структура способна сдержать его, и такая организация, подчиненная Небесному Наставнику, появляется после падения династии Хань (220 г. н. э.)[22] и, сохранившись до настоящего времени, по-прежнему стремится доказать свою лояльность государству.

Даже если согласиться с Джудит Берлинг, утверждающей в своей работе «Синкретическая религия Линь Чжаоэня» («The Syncretic Religion of Lin Chao-en, 1980), что примерно с XI в. религиозную жизнь китайцев определяет синтез Трех Учений, это отнюдь не означает, что отношения между даосизмом, конфуцианством и буддизмом были мирными в политическом плане. Императоры, благоволившие к буддизму, как правило, подвергают гонениям даосизм, и наоборот. Лишь под влиянием буддизма даосы принимают путь монастырского служения. С 666 по 1911 гг. их смешанные монастыри субсидируются государством; вполне возможно, что древние сексуальные обряды, практикуемые в даосских общинах, отчасти сохраняются и в монастырский период, несмотря на исповедуемые монахами правила буддийской морали. Но монастырское движение никогда не имело в даосизме такого влияния, как в буддизме. Зато императорский двор охотно воспринял универсальную концепцию, сложный и тщательно разработанный ритуал, оккультные обряды и магические заклятия даосизма.

В эпоху Мин (1368–1644) конфуцианский мыслитель Линь Чжаоэнь (1517–1598) провозглашает единство Трех Учений и создает их синтез, в котором важная роль отведена даосским приемам внутренней алхимии.

Даосизм имеет многочисленных приверженцев и в наши дни. Ценные сведения о современных ритуалах на Тайване приводятся в двух недавних работах: о скончавшемся в 1976 г. Чжуан-чэне из Синь-чжу (Michael Saso. «The Teaching of Taoist Master Chuang», 1978) и о Чэнь Жуншене из Тайнана (John Lagerwey. «Taoist Ritual in Chinese Society and History», 1987).