Словарный запас

А за пару дней до этого я прилетел именно что из Швеции, где провел несколько дней в доме своего старинного приятеля. Там тоже смотрели футбол. Естественно, те матчи, где играли шведы. Хозяин — примерно такой же болельщик, как и я, но шведской команде он по понятным причинам отчетливо, хотя и как-то слегка стыдливо симпатизировал. Стыдливость эту я отнес на счет особо понятого гостеприимства: а вдруг гостю из другой страны, тем более из страны-соперницы, его патриотический порыв покажется бестактным.

Впрочем, я, скорее всего, фантазирую — просто он счел, что интеллектуалу не пристало растрачивать, причем публично, свою эмоциональную энергию на такой, в сущности, пустяк, как потная беготня двадцатки пыхтящих мужиков по прямоугольному газону. Так или иначе, но когда шведы выиграли у греков, он явно приободрился, а вот когда шведы проиграли испанцам, отнесся к этому вполне философски.

Мы, понятное дело, не только проводили время у телеэкрана. Мы гуляли по окрестностям, мы ели собственноручно замаринованного хозяином лосося, мы пили привезенную мною из Москвы шведскую водку «Абсолют», мы ели вкуснейшую местную клубнику и много разговаривали. О России, разумеется. Хозяин — драматург, переводчик Чехова, бывший журналист и дипломат, много лет проживший в Москве, а ныне — университетский профессор славистики. Так что о чем нам было еще и говорить, как не о России.

«У вас сегодня, кажется, праздник, — сказал хозяин. — Что это за праздник, я не могу понять?» — «Да я тоже не очень могу понять. Никто особенно не может понять. У нас теперь такие праздники. А в этот день, если мне не изменяет память, Россия объявила о своей независимости». — «Независимости от кого?» — «От СССР. Она как бы вышла из состава Советского Союза». — «Понятно, — сказал хозяин. — Но поскольку здесь, на Западе, СССР и Россия воспринимались всегда как синонимы, то можно сказать, что Россия вышла из себя». Я решил, что для иностранца такой каламбур можно счесть вполне удачным, и предложил выпить, что мы и сделали.

Потом он сказал: «Я давно не был в Москве. Как там теперь?» — «По-разному». — «Ну а если одним словом?» — «Если одним словом, то это слово «тоска». — «Но почему?» «Сразу не расскажешь. Приезжай. У нас вообще-то теперь довольно интересно», — не вполне последовательно сказал я, и мы, сказав хором: «Skol», снова выпили по рюмке «Абсолюта».

Потом мы снова заговорили о футболе и вспомнили, что «нашим» командам предстоит скорая встреча. «Наша болельщицко-патриотическая общественность, — говорю я, — в эти дни вдруг дружно вспомнила о Полтаве. А ваша?» Это хозяина страшно развеселило. «Наша? — спросил он. — Ну что ты — здесь не живут страстями трехвековой давности. И вообще давно уже не принято говорить о футболе в военных терминах. Футбол — не битва, а игра. Впрочем, говорят, у нас такие тоже есть. Но их очень мало, и они совсем маргинальны. А собираются они, как это ни смешно, у памятника Карлу XII. А ваши, наверное, просто так шутят?» «Шутят, — не вполне уверенно согласился я. — Но, во-первых, они шутят почему-то именно таким образом, а во-вторых, шутят далеко не все». И мы сказали друг другу волшебное слово «Skol».

А игра российской команды со шведской оказалась честной и красивой.

Пока я смотрел эту игру, я время от времени выбегал на балкон и пунктирно наблюдал за другой игрой. Разнообразной, надо сказать. Интересной. Неровной.

Сначала под балконом прошли три юноши среднеазиатской наружности и с не очень трезвой пластикой, неся российский флаг и крича «Россия, вперед». Когда они скрылись за углом (думаю, что очень вовремя), появились пятеро в тельняшках, выкликающих оптимистичный слоган «Всех порвем на х..!» Когда они поравнялись с выходящей из магазина теткой с двумя пакетами в руках, один из них ласково поприветствовал ее: «Бабка, не ссы! Мы впереди всех! Оле-е-е! Оле-оле-оле-ее!» Не знаю, насколько удалось тетке выполнить такого рода сыновний наказ, но, если судить по их не вполне ангелическому облику и стилю социального поведения, легко предположить, что она вполне могла бы и не сдержаться.

Потом, сдирая с себя на ходу всяческие одежды, появилась весьма возбужденная группа вполне взрослого вида мужиков мясницкого типа. Один из них, подбежав к машине, послушно стоявшей на светофоре, с размаху треснул кулаком по ее капоту. Из машины вышел флегматичный водитель, оказавшийся еще раза в полтора крупнее владельца кулака, и своим кулаком деловито и абсолютно молча двинул того по кумполу. «Шведы — лохи и пидорасы!» — удержавшись каким-то образом на ногах, проорал в сторону отъезжающей машины обиженный в своих лучших чувствах ушибленный.

Ну и петарды само собой. Одним словом, как сообщили наутро многие средства массовой информации, происходило стихийное народное ликование. Именно оно и происходило. Как умело, так и происходило.