Слово и «Дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений

Кому мог помешать этот поэт с хилым телом и с той музыкой стиха, которая заселяет ночи? В начале 1952 года ко мне пришел брянский агроном В. Меркулов, рассказал о том, как в 1940 году Осип Эмильевич умер за десять тысяч километров от родного города; больной, у костра он читал сонеты Петрарки. Да, Осип Эмильевич боялся выпить стакан некипяченой воды, но в нем жило настоящее мужество, оно прошло через всю его жизнь – до сонетов у костра… [698]

Это было первое упоминание о последних днях О.М. в советской прессе. Книга Эренбурга будильником прозвенела в ушах заснувшего поколения, многие (но не все, конечно) встряхнулись и, благодаря ей, начали думать и многое понимать иначе. Некоторые солагерники О.М. (С.Я. Хазин, И.Д. Злотинский) даже отправили письма Эренбургу. С Хазиным и Меркуловым Надежду Яковлевну свел Эренбург. Терпеливо собирая крупицы сведений о последних злосчастиях своего мужа, она опросила десятки свидетелей и лжесвидетелей, после чего поделилась с читателями тем, что она за долгие годы узнала. В ее первой книге «Воспоминания» этому посвящены две последние главы: «Дата смерти» и «Еще один рассказ».

Итак, какими же материалами о конце жизни О.М. мы сегодня располагаем?

Прежде всего – это упомянутые главы первой книги Н.М. Главные ее информаторы – Юрий Казарновский, биолог Меркулов (он же «агроном М.»), оставшийся инкогнито физик Л., а также С.Я. Хазин. Очень важный источник – письмо И.Д. Злотинского И.Г. Эренбургу: Эренбург переслал его Н.М., но она не учла его в своей книге, как и коротенький мемуар И.К. Милютина [699] , переданный ей через Ахматову. Кроме того, в нашем распоряжении рассказы солагерников Мандельштама В.Л. Меркулова, Е.М. Крепса и В.А. Баталина, записанные известным коллекционером М.С. Лесманом (1901–1985), а также наши собственные записи аналогичных рассказов Д.Н. Маторина, Е.М. Крепса, И.С. Поступальского, некоторые косвенные материалы и документы. Волна мандельштамовского юбилея в январе 1991 года вынесла наверх и еще одно ценнейшее свидетельство – Ю.И. Моисеенко, чье письмо опубликовали «Известия» 22 февраля 1991 года; он же откликнулся на наш призыв и прислал в Мандельштамовское общество еще одно, более подробное письмо. В архиве И.Г. Эренбурга обнаружилось и письмо «некоего Хазина», а именно Самуила Яковлевича Хазина (см. ниже).

Наконец, многие точки над i расставило само лагерное дело О.М., обнаруженное в магаданском архиве МВД при активном содействии сотрудников ЦА МВД В.П. Коротеева и Н.Н. Соловьева. Необычайно ценны и те краеведческие разыскания, которые провел «на месте» историограф владивостокской пересылки В.М. Марков.

Материалы эти всплывали на поверхность не сразу и в разное время, с чем и связана их распыленность по нескольким публикациям: в «Литературной газете» (1989, № 16), «Нашем наследии» (1988, № 6), «Смене» (1989, № 10) и в мандельштамовском сборнике, напечатанном в Воронеже [700] , а также в ряде владивостокских газет. Первой сводкой этих материалов явилась наша публикация в альманахе «Минувшее» в 1989 году, впоследствии неоднократно перепечатывавшаяся, а в исправленном и дополненном виде составившая небольшую книгу «“С гурьбой и гуртом…”: Хроника последнего года жизни Осипа Мандельштама» [701] . В 1993 году вышла книга журналиста-известинца Э. Поляновского, основывавшаяся на интервью с Ю.И. Моисеенко и игнорировавшая практически весь остальной материал [702] .

5

Первым «вестником с того света», как его назвала Надежда Яковлевна, был Юрий Алексеевич Казарновский – комсомольский поэт и лагерник с большим стажем [703] . В 1944 году он появился в Ташкенте и охотно, хотя и путано, рассказывал ей о О.М. На пересылке они с О.М. жили в одном бараке, нары были почти рядом. Барак был весь заселен «пятьдесят восьмой», в основном ленинградцами и москвичами, и это как-то облегчало жизнь. Нервический, моторный, привыкший сновать из угла в угол, О.М. часто подбегал к запрещенным зонам, чем вечно раздражал стражу и начальство. Он почти ничего не ел, вообще боялся казенной еды, путал котелки, терял свою хлебную пайку. Был он в кожаном, успевшем превратиться в лохмотья пальто, но до самых страшных морозов он не дожил… О.М. всё надеялся на помощь Ромена Роллана, который напишет о нем Сталину, и его отпустят…

...