Слово Лешему

А там на автобусе до Шугозера; из Шугозера рейсовым хоть в Тихвин, хоть в Лодейное Поле, хоть в Ленинград.

По весне первым делом спросишь у нюрговичской бабы Тани о главном:

— Как перезимовали?

Баба Таня скажет:

— Ну что же, перезимовали... Печку топили, лежанку, печурку... Он дровы приносил, воду, все... А у меня такая одышка... Думала, загнуся... — Баба Таня застенчиво улыбнется. — А теперь лето дак... и ниче...

Весною так тихо бывает в заозерном мире, что в ушах звенит, какой-то постоянный звуковой фон. После города, дня в машине доберешься до Нюрговичей — и зудит, пока не привыкнешь.

Крики чаек бьют по нервам. Чайки — для дисгармонии, диссонанса.

В озере розоватая вода. И розоватое небо.

На 9 Мая Федор Иванович надевает пиджак с медалями и памятными ветеранскими значками. Он приносит на стол ветхий кошелек с казенными бумагами: грамотами, справками о ранениях, красноармейской книжкой, военным билетом. Тут весь его персональный архив, человеческая жизнь, удостоверенная печатью. В документах Федора Ивановича Торякова прочитывается не только биография ветерана, но и время с его особенным языком — почти целый век.

Татьяна Максимовна опускает в железный кофейник (кофию здесь не пивали) здоровенный кипятильник, вскоре начинается бульканье. Чаек заваривается сиротский, чуть желтеет в стакане. К столу подаются калитки, щука из ухи. Хозяин тоже побулькивает, в том смысле, что крепкого чаю в жизни своей не пивал, курить не научился, в бане не паривался, веника в руки не брал. Винцо себе позволял, это было.

На мой вопрос о долготе супружества старики посчитали, вышло под шестьдесят лет с тех пор, как сыграли свадьбу.

Татьяна Максимовна уточнила:

— Я из Долгозера пришоццы, а у его была до меня...

Федор Иванович малость насупился.

— Дак что была... Женились, в первую ночь спать легли, я ей свое, а она поперек. Я ей говорю, не для того сюда шла, не место тут споры спорить. Несогласная, дак иди. Утром и ушоццы...

— Прям уж, утром... — оспорила мужа Татьяна Максимовна. Муж осердился:

— А ты не курлычь. Всю жизню так...

Под бульканье стариков я читаю бумаги Федора Ивановича Торякова. В военном билете в графе специальность записано: «Не имеет. Крестьянин-колхозник. Окончил два класса Нюрговичской начальной школы Капшинского района в 1912 году. Впервые призван в армию в 1920-м, служил по 22-й. Рост 168. Округлость головы 56. Размер противогаза 3. Размер обуви 42.

Во второй раз призван 23 июня 1941 года, зачислен в 751 стрелковый полк. Уволен в сентябре 1945-го. 2 ранения легких. Медали “За отвагу”, “За боевые заслуги”, “За победу над Германией в Великой Отечественной войне”».

Орден Отечественной войны I степени Федору Ивановичу вручили в ознаменование сорокалетия Победы. Орден в коробочке. Пробуровили дырку в лацкане пиджака, прикрутили на надлежащее ордену место.

— Первой степени дали, раненый дак, знаешь... Тут говорили, на инвалидность подай, а ранения-те легкие... — Федор Иванович повинился за свои легкие ранения, как будто его вина в том, что не тяжелые. Пенсия у него была колхозная — в совхозе не успел поработать — 56 рублей.

Он сидел за столом смущенный, порозовевший и еще по-зимнему обросший, кудлатый, лысина не постигла его; всю зиму не стригся, в сивой опушке бороды. Мой товарищ предложил:

— Давайте я вас постригу, Федор Иванович. Я в армии все отделение стриг. Ножницы найдутся?

Татьяна Максимовна принесла ножницы, массивные, по виду выделки старого времени.

— Из Германии он привезши дак, — сообщила хозяйка. — Овец стрижем. Ни разу не точены. А все стригу-у-т.

— Попали дак... Думаю, дай возьму... Сталь хорошая, — одобрил немецкую вещь хозяин.

Его единственный привезенный с войны трофей сгодился и в этом случае. Федора Ивановича постригли овечьими ножницами «по-молодежному», подрубили бороду, он стал прелесть как хорош, ну, прямо Хемингуэй из сувенирного киоска.

Я продолжал чтение бумаг Федора Ивановича Торякова. Красноармейская книжка. Карельский фонт — 1941. Ленинградский, Волховский — 1943. 2-й Прибалтийский, 1-й Белорусский, 2-й Белорусский — 1944 — 1945. В красноармейскую книжку занесена каждая вещь, выданная солдату-стрелку за весь срок службы. Есть и отметки об их возвращении в хозяйство ротного старшины по истечении срока. Понятно, что вещи не все возвратились (слава богу, что возвратился в Нюрговичи стрелок!). Шапка зимняя. Пилотка. Шинель. Гимнастерка х/б. Шаровары х/б. Шаровары ватные. Рубаха нательная. Кальсоны. Полотенца. Портянки летние. Портянки зимние. Сапоги. Ботинки. Обмотки. Валенки. Ремень поясной, брючный, ружейный. Сумка для ручных гранат. Ранец. Котелок. Фляга. Чехол к котелку.

Стопка грамот за победные бои.