Слово о Вере Алексеевне Зашихиной. О великой народной целительнице Русского Севера

Я поехала в Котлас что-нибудь поискать и купить Маше иконку Марии, её иконку. Такую иконку она носила с собой, и эта иконка утонула тогда вместе с сумочкой. Походила я по иконным лавкам, но, к сожалению, ничего не нашла подходящего. Решила зайти ещё в одну лавку – на берегу. Захожу туда и вижу: продаётся керамический подсвечник с крестиком (в центре этого крестика место, чтобы ставить свечку) и высокий фарфоровый Ангелочек. Подсвечник мне сразу же приглянулся. Я помнила, что у Веры Алексеевны есть керамическая церквушка с башенками для свечей. Она у неё на столе стояла, и я ещё любовалась этой церквушкой. И увидев этот подсвечник, я подумала, что свезу его Вере Алексеевне: он очень хорошо подойдёт к церквушке. «А это для чего?» – спросила у продавщицы про Ангелочка. – «Свечи тушить». Подсвечник и иконку Марии я купила, а Ангелочка почему-то не стала брать: подумала, что он Вере Алексеевне ни к чему. И уехала.

Вернулась домой и думаю: «Что же я Ангелочка-то не купила! Ангелочек бы подошёл ей как раз тушить свечки: она их то пальцами, то ножницами тушит». И не выходит у меня из головы этот Ангелочек… Заболела душа: надо мне этого Ангелочка! Звоню Маше: «Сходи в лавку – там стоит Ангелочек. Купи». А сама ещё ночью думала: «Хоть бы она купила этого Ангелочка! Хоть бы он ещё был там». На другой день звоню ей: «Купила?» – «Купила». – «Спрячь, – прошу, – от Насти (внучки пятилетней)».

Эти подарки я Вере Алексеевне отвезла. На лавку положила. Говорю: «Вера Алексеевна, я вам подарочки тут оставила».

Проходит время. Я к ней с братом Платоном поехала. Брат был неверующий. Судьба у него не сложилась. С алкоголем проблемы были…

Вера Алексеевна очень тихо с ним разговаривала, дала ему масло елея, полечила. Он встал. Она мне говорит: «Подожди, задержись». У меня сердце в пятки ушло…

«Присядь, – говорит. – Вот скажи, пожалуйста, на здоровье, кто тебя надоумил купить мне этого Ангелочка?»

Я смотрю-смотрю, удивилась ещё: а часовенки-то нет на столе керамической!

Я и говорю: «Никто, Вера Алексеевна, не надоумил. Видела у вас часовенку такую: подумала, как раз и Ангелочек к ней подойдёт». – «Не было у меня, – говорит, – такой часовенки». – «Как не было? Да вот здесь же стояла!» «У меня нет», – говорит. «Как же? Я же видела, я её помню…» И описала её. Говорит: «У меня не было никогда часовенки».

Удивилась я очень сильно и говорю: «Видела, как вы тушите свечи пальцами… Теперь Ангелочек пригодится». И рассказала, как он у меня из головы не выходил.

Она заулыбалась. И вот что мне рассказала: «Так вот, слушай. Я и в неприёмные дни захожу в этот дом, молюсь за всех.

Однажды захожу сюда утром и слышу голос: «Ну, здравствуй, Верушка! Вот теперь мы вместе будем». Я: «Ой, кто это?» – «А ты открой коробку».

Я это слушаю, и у меня волосы поднимаются! Я села. А она продолжает рассказывать.

«Открываю. А Ангелок говорит: «А помнишь меня? А помнишь, ты меня хотела забрать? Через столько лет я к тебе пришёл. Ну, вот теперь по жизни мы с тобой всё время будем вместе идти».

И мне рассказывает: «Знаешь, Вера, когда мы жили в Приводино, у нас разрушили церковь. И мы детьми маленькими по руинам бегали. И были Ангелы отколотые в церкви. И я домой притащила голову. Мне тогда было года три или пять. У меня ни кукол, ничего не было. Я маленькая его притащила!

Меня татька наругал. Он меня так наругал! «Да какая это тебе «кукла»? Это – святое! Унеси обратно, туда, где оно должно быть».

Я поныла, но унесла.

И Ангелочек этот сказал: «Ты, прежде чем за людей молиться, ставь сама за себя свечи в этот крестик».

Вот такой был удивительный случай!

Теперь про брата Платона расскажу. У него не складывалась жизнь. Брат был парень видный; его и девушка из армии дождалась, а жизнь не складывалась.

Брату не нравилось его имя. Он стеснялся его. Из-за этого имени над ним и в школе, и в армии посмеивались. Он переживал.

Я у Веры Алексеевны спросила: «Ну, почему у него не складывается жизнь?» И она сказала: «Он живёт не свою жизнь. Вы молитесь за Антона, а не за Платона». И рассказывает: «Изначально всё не складывается. И парень хороший, но то его оставляют, то он.

Отец не разрешил его крестить, а мать с бабушкой крестили втихаря.

Священник спросил: «Каким именем вы его нарекаете?» Бабушка сказала: «Антон». А отец не понял, что его Антоном крестили, не знал, что крестили. И не то имя услышал отец и записал Платоном, а в церкви он – Антон».

Отец наш был коммунистом, крестить детей не давал. Бабушка крестила тайком. А остальное нам Вера Алексеевна рассказала. Вот и судьба, наверное, отсюда несчастливая. Умер Платон в сорок пять лет.

Я водила и вторую дочь, Свету, к Вере Алексеевне. Света сказала: «Мама, ты со мной не ходи». Вышла оттуда заплаканная. Мне не призналась, в чём дело. Только потом однажды сказала: «Мама, помнишь, ты меня спрашивала? Вера Алексеевна сказала: «Не выходи замуж. Близок локоть, а не укусишь». Так и вышло: с тем молодым человеком они расстались…

Коля, сосед, сын тёти Клавы, к ней ездил. У него болела рука. Она сказала ему: «Ну, и чего мне тебя лечить, если ты не веришь?»