Словом по холсту

– Однажды, когда я училась, по-моему, в третьем классе, молодая учительница, которая по причине нехватки кадров в сельских школах преподавала нам всё: чтение, математику, изобразительное искусство, музыку, дала задание – нарисовать природу родной местности. Я обожала создавать свои миры на бумаге, считала, что рисую хорошо и потому урок рисования был одним из самых любимых. Придя домой, я тут же забросила портфель с книжками подальше и отдалась любимому занятию. Я старательно выводила деревья, на которые лазала с мальчишками; облака, в которых находила то, что не увидит сама Фантазия; речку, из которой не вылезала все лето; самые причудливые цветы из маминого сада… Работа получилась замечательная! Но чего-то в ней не хватало. Кого-то! Если есть цветы и трава, значит должна быть… корова! На нее у меня ушла уйма времени и слез. Я злилась, что злополучное животное было похоже на кого угодно, на что угодно, только не на самоё себя. В итоге в рогатом чуде, печально взирающем с картинки на мир, все-таки можно было узнать корову, имея хорошее воображение, конечно.

Я погрузилась в тот день, легко упорхнув из действительности. Моей реальностью на какое-то время стало беззаботное детство. Кажется, я даже нарастила на щеки пару килограмм и сбросила с десяток IQ. Ему можно было выдохнуть.

– Вы не представляете, с каким нетерпением я поджидала учительницу у класса. Мне не терпелось показать ей работу, рассказать, как радовалась и маялась… Звонок давно прозвенел, а преподавательницы все не было. Видимо, её задержали у директора или у завуча, потому что в кабинет она вошла, будучи явно не в духе. Собрала рисунки, бегло просмотрела, остановила взгляд на моей… Потом эта девочка, вчерашняя выпускница института, окинула класс колким взглядом, повернула к двадцати парам детских глаз печальную корову и медленно проговорила: «А это что еще за Репин намалевал?» Я поднялась. «Ты? Да, дорогая моя, не быть тебе художником. Хотя собака с рогами тебе, явно, удалась. Садись». Все захохотали… И… и всё. Из-под меня выбили планету. Смысл жизни исчез. Одномоментно.

Нащупав пальцами ручку чашки, я вернулась из школьного класса в городское кафе.

– Вот так. Я больше не брала в руки карандаши и краски и была твердо уверена, что у меня нет призвания к рисованию. Тем более, что я со злости повесила «собаку с рогами» над диваном в своей комнате, и она каждый день настойчиво мне вещала: «Не быть тебе художником, не быть…»

У меня получилось его удивить. Хотя сказать, что он был удивлен, значит не сказать ничего.

– Это Вы сейчас о себе? Нет, в самом деле, я мог бы поверить в эту историю, если бы мне рассказал ее кто угодно из моего окружения, но только не вы.

– Да? Ну, раз так, то это, как вы понимаете, еще не финал. Рисовать я перестала, но картины во мне творились! В мельчайших подробностях, в деталях, в подробностях! Такие яркие, реальные! Хотелось тут же перенести их на бумагу, но… я откладывала хрустальную мечту на следующую жизнь. Знаете, это было похоже на…

В кафе громко вошла семья: папа, мама и куча ребятишек мал-мала-меньше. Самый славный посапывал на руках у главы семейства. Они долго и шумно усаживались за столик наискосок от нас, а мы на какое-то время смотрели на них и молчали каждый о другом. Так бывает, когда малознакомые люди, заинтересовавшись друг другом, пытаются познать собеседника.

– Милые детишки, не правда ли?

– Обычные.

Странно было услышать это безучастное «обычные» от детского писателя.

– Так на что это было похоже? – он повернул голову ко мне.

– Я вас еще не утомила?

– Нет, что Вы! Я благодарный слушатель.

– Наверное, с мужчинами об этом не говорят, но, знаете… – Я, упершись грудью в край стола, наклонилась к нему и сказала громким шепотом: – Сейчас я точно знаю, что это было похоже на мучительные терзания перед вынужденным абортом. Внутри начинается новая жизнь, а ты в страхе перед будущим все-таки решаешься убить ребенка, а вместе с ним собственные чаяния и надежды. А потом долго представляешь, каким прекрасным и замечательным мог быть малыш, и как сильно ты бы его любила.

По залу пронесся ветерок, и он передернул плечами. Я откинулась назад, не отрывая от него взгляда, и отхлебнула холодный чай. Кажется, ему стало несколько не по себе, как будто я обвинила его в чем-то нехорошем. Ложечка в его пальцах начала отплясывать рок-н-ролл.

– Может быть, заказать еще чайничек?

Точно! Ему не хотелось углубляться в это.

– С удовольствием!

– Девушка!

Официантка принесла чайник травяного чая. Он разлил аромат горных трав в белые тонкие кружки, положил в свою полторы ложки сахара (надо же, прямо как я!), размешал. Я проделала то же. Отхлебнула и с трудом проглотила горячий напиток. Мешали слова, подступившие к горлу. Встали комом и все тут! Чай не поможет. Как ни странно, на помощь мне пришел мой собеседник:

– И чем же закончилась эта история?