Сложности любви. Роковые ошибки

Я вообще, на самом деле, не помышляла ни о браке, ни о ком-то, кроме моего парня! Но тут мне как будто вложили в мозг чужие мысли, и я захотела всего того, что он наобещал. Я просто верила ему, не смея ни сбрасывать звонки в четыре утра, ни говорить ему: «Нет, у меня есть парень». А еще он говорил мне, что моя работа постыдна, что он не хочет, чтобы его будущая жена тут работала, что я должна ради него ее оставить. Звонки ежедневно: до работы, после, иногда во время нее. Потоки обещаний, которых я не просила, стали чередоваться с угрозами: «Если ты мне не ответишь, я приду в ваш номер и устрою разгром». Это сейчас кажется со стороны: неужели ты такая дурочка, что просто не могла прекратить все это? Не могла! Меня будто подменили, подчинили, манипулируя, как марионеткой.

Скоро я узнала, что он был сыном владельца этого отеля. Его слушался весь персонал, а он хитрил, подговаривая то одного, то второго, чтобы ему дали возможность перекинуться со мной парой слов лично; делал звонки от имени менеджера отеля, требуя всю группу на ковер – кроме меня, чтобы прийти ко мне в номер на пару минут и «зазомбировать» меня очередным обещанием или угрозой. Это было похоже на манию.

В день, когда меня вызвали к его отцу в кабинет и сообщили, что меня высылают из страны за нарушение контракта, я восприняла это с облегчением. Первая мысль была о том, что весь этот прессинг наконец-то кончится. Но по дороге в аэропорт машина, где были только водитель-индус и я, вдруг свернула в трущобы. Была ночь, и мне стало страшно: куда и зачем меня везут? В свете фар остановившегося автомобиля я увидела своего «арабского принца». Он доехал с нами до аэропорта, молча держа меня за руку и, влюбленно глядя мне в глаза, надел увесистое кольцо из чистейшего золота на мой безымянный палец. Каково, а? Разве у меня могли остаться еще хоть какие-то сомнения? Ну а прессинг – это борьба за меня, видимо. Так я его оправдывала.

В аэропорту он пробыл со мной до самого рейса. Опять кормил обещаниями: «Я прилечу в твою страну. Отец против нашего брака, но мы поженимся, и он смирится с этим. Ты должна меня ждать». О нем я и думала всю дорогу домой. Парню своему я заявила, что выхожу замуж, но поскольку это было предательство с моей стороны, то лично встретиться с ним я не нашла в себе сил. Позже я узнала, что он очень страдал. Переживает и не может забыть до сих пор.

А что же «принц»? Он звонил мне чуть ли не каждый день почти два месяца, а потом приехал в Москву. Туда же выехала и я, мы расписались. Зомбирование было то же, но теперь уже уверенней и наглей. Угрозы вперемешку с клятвами в вечной любви.

Вскоре я поняла, что беременна. Он был очень рад, и я уже не задумывалась над тем, что что-то может быть не так. Он вернулся в Бахрейн, я – к себе домой. Он обещал, что будет работать и обеспечивать меня с ребенком, а когда влиятельный папаша смирится, он заберет нас в Бахрейн. Ах, Бахрейн! Я так и не поняла, в кого или во что я была влюблена больше – в своего принца или в эту чудесную страну.

Шло время. Звонки каждый день и регулярные денежные переводы. Слова любви и параллельные указания вроде: «Не разговаривай с другими мужчинами»; «Не носи такую-то одежду»; «Если я узнаю, что ты меня обманула, ты очень пожалеешь об этом», а также подробные выведывания, куда и во сколько я ходила, с кем общалась. При малейшей заминке с моей стороны он начинал кричать: «Ты сделала что-то плохое? Ты нарушила обещания своему мужу? Если я узнаю что-то о тебе плохое, я приеду и устрою разгром (убью тебя, уничтожу твою волю, заставлю тебя плакать да конца жизни)». Угрозы и расспросы резко чередовались со словами: «Запомни: ты – моя навечно!»

Несмотря на угрозы, я запомнила это время как счастливый период моей жизни. Я верила в любовь и готова была отказаться от певческой карьеры (на которую, кстати, он сразу наложил табу), от всего. Он был мусульманином, и я хотела скорее стать мусульманкой – ведь он рассказывал, как это прекрасно читать Коран и жить в мире ислама, который так уважает женщин. Я стала с презрением относиться к землякам, он успешно подогревал мои негативные чувства к славянским мужчинам – они, мол, и пьют, и изменяют, и грубят. «А вот мусульманин никогда…»

Иллюзия счастья начала рушиться месяц спустя после рождения нашего сына. Однажды он позвонил пьяный и хамски стал намекать: «Вообще-то у меня могут быть девушки. Я думаю, у тебя не будет с этим проблем». И я начала разрушаться. Его непогрешимый образ, который он сам так искусно выстроил в моей голове, оказался иллюзией. Или нет? Ведь он после этого разговора много раз потом убеждал, что просто был пьян и не в духе. Я и хотела верить, и понимала, что здесь что-то не так.

Наш малыш подрастал. Вскоре я восстановилась в учебе. Поскольку идеализированный мной брак дал трещину, я снова начала желать карьеры. Но он говорил, чтобы я и думать забыла о «ремесле шлюхи», следом шли угрозы, уже более смелые и гадкие. А родители твердили: «Раз родила – никакой консерватории не будет, воспитывай сама». И я смирилась.