— Ваше самолюбие. Ведь я вас высек сейчас.
Он солидно засмеялся.
— Шутник! А что, Фома, не найдется у вас стаканчика чаю? Жажда смертельная.
Нам подали чай. Я потчевал его вареньем, чаем, а он солидно благодарил, рассказывал думские новости и причмокивал, слизывая с ложечки варенье.
— Да, — вздохнул я, после долгого молчания. — Такой человек, как вы, не поймет самоубийства Сазонова.
— Пороть их всех нужно, — машинально сказал Плюмажев.
Потом он что-то как будто вспомнил, побледнел и боязливо посмотрел на меня.
— Сознайтесь, Сеня… — засмеялся я. — Ведь я знаю о чем вы думаете: разболтаю я о том, что было или нет? Небось тысячи рублей не пожалели бы, чтоб молчал.
— Уж и тысяча, — поморщился он. — И на пятистах отъедешь. Сейчас дать?
— Гадина! Пошел вон.
Он засуетился, вскочил, пожал мне руку и озабоченно сказал:
— Да… пора мне! Засиделся. Гм!.. Ну всех благ. Заглядывайте.