Случайная встреча

– А что тут сделаешь? Бежать ты не станешь, я слишком хорошо тебя знаю. Единственное, что можно посоветовать – постарайся свести боевые потери к минимуму и уж конечно, не наступай второй раз на те же грабли – ничего не рассказывай Никоненко. Ты же знаешь…

– Конечно, знаю.

Разумеется, знаю, мне ли не знать, грустно подумала Алина, положив трубку. Сафронова была легендой головного офиса, если бы на дверях ее кабинета, ставили отметки об исковерканных судьбах, так же как во время войны на фюзеляжах самолетов звездочками отмечали сбитые вражеские машины, на ее двери не было бы живого места.

«Я – человек директора!» – эту фразу Сафроновой назубок знали абсолютно все. Алине казалось странным, чтобы одно человеческое существо с таким восторгом сознавалось в своей принадлежности другому спустя сто с лишним лет после отмены крепостного права. Тем не менее, Сафронова гордилась и умело пользовалась этим. Задекларированная принадлежность директору позволяла ей вести себя совершенно безнаказанно.

Она обладала удивительной способностью к разрушению. Все, что было с таким трудом и любовью налажено, с ее появлением обратилось в пепел. Нормой стало запредельное подобострастие и вассальная верность. Малейшее сопротивление подавлялось на корню. Заявления об уходе даже самых стойких, переживших десятки корпоративных войн, сотрудников, сыпались в кадры, как осенняя листва.

Фальшивый смех, вперемежку с истерическими воплями, позволяли максимально точно определить положение Сафроновой в пространстве и отдел, которому сегодня так несказанно повезло.

Всех неподдающихся перевоспитанию, Сафронова брала измором. Ежедневные отчеты с посекундной тарификацией проделанной работы, приказы о нарушении трудовой дисциплины, лишение премий, хронометраж рабочего процесса с помощью сотрудников, с которыми ты лишь недавно пил чай и делился секретами – все это и многое другое, приводило к ожидаемому результату.

Больше никто никому не доверял, не помогал и не сочувствовал. Каждый был сам за себя.

Алина поняла это слишком поздно. Не про Сафронову, а про доверие. Она доверяла Никоненко и своему заму. Зам, точнее замша сдала первой, а Никоненко оказался обычным мужиком, не орлом, а просто слабым. Как говорилось в известном фильме: «Хорошая жена, хороший дом, что еще надо человеку, чтобы встретить старость». Он хотел встретить старость в хорошем доме, с хорошей зарплатой и с семьей, все объяснимо, жаль, что не хватило мужества сознаться, что против Сафроновой он бессилен.

Уснув только под утро, Алина поняла, что кошмар вернулся, ее опять, как и два года назад, стало тошнить при мыслях о работе.

– Алина Витальевна, скажите что подъезжаете, – голос Раечки звенел от возбуждения.

– Да, я уже на проходной. Алина всегда приезжала первой.

– Слава Богу, Вас Константин Александрович ищет.

Ищет он, хоть бы предупредил, сварливо подумала Алина и ускорила шаг. Настроение итак ни к черту. Мало того, что уснула лишь под утро, так еще и в гостиницу пришлось заехать, за документами воронежского филиала.

Судя по лицу шефа, его утро было не менее «добрым».

– Присаживайтесь, Алина Витальевна. Только Вас и ждем. В кабинете уже было трое. Зам, главный инженер и безопасник.

Интересно девки пляшут, подумал Алина, сам отправил за документами, а еще и упрекает…

– Пока все свои, давайте обсудим план действий на сегодня, до совещания с московскими коллегами, продолжал Константин Александрович. – Они, как Вы понимаете, приехали не грамоты вручать. Их цель – я, а вместе со мной и Вы все. Надеюсь, дураков нет и никого не ввело в заблуждение словосочетание «плановая проверка»? Все промолчали. – Они едут нас трясти, чтобы найти хоть что-то и будьте уверены, даже если ничего не найдут, крови выпьют цистерну. В этой связи отчет, который Вы вчера предоставили – никому не показываем, контракты ищем, а рот держим на замке. Совещание сегодня в десять.

– Алина Витальевна, задержитесь, сказал Константин Александрович, когда она уже выходила из кабинета.

– Так вот, учитывая анамнез Ваших прошлых взаимоотношений с Сафроновой на совещание сегодня не приходите. Лучше подумайте над отчетом. Меня это беспокоит. Очень.

Алину беспокоило не меньше, а в двенадцать по Омску беспокоить перестало. В двенадцать все узнали, что Сафронова не явилась на совещание, потому что мертвые такие мероприятия обычно игнорируют.

Новость разнеслась ударной волной по всем закоулкам стройки. В курилках, в столовых, в буфете, по кабинетам – везде и всюду обсуждали одно и тоже. Производственный процесс встал, следом рухнул прогресс строительства.

Стены ВЗИСов были настолько тонкими, что никто и не пытался говорить шепотом, когда же монотонный гул голосов добрался до кабинета шефа, он велел Раечке оповестить коллектив, что если еще хоть кто-то упомянет имя Сафроновой всуе, то этот кто-то поедет домой без содержания. Ажиотация стихла, но ровно до такого момента пока бесстрашный кто-то не произнес слово «убийство».