Паранойя.
Днём, приехав на работу, я первым делом отправилась в цветочную лавку. Застала Машу за опрыскиванием цветов. Она была в лавке одна, всё делала неспешно, и выглядела задумчивой. И невесёлой. Я вошла, колокольчик над входной дверью мелодично звякнул, и Маша обернулась. Улыбнулась мне в знак приветствия.
- Привет.
- Привет, - отозвалась я, прикрывая за собой дверь.
- Чаю хочешь?
- Не отказалась бы.
Маша отодвинула для меня стул, включила электрический чайник с узором из розочек на боку, и засуетилась с чашками. А я за ней наблюдала. И, глядя на неё, лишь больше убеждалась в правильности своих поступков. Что бы Давид ни говорил, а на людях, занимаясь делом, Маша выглядела и чувствовала себя лучше. Нужной. А он слишком привык считать себя единственным человеком, который ей необходим после смерти сына.
Маша тоже кидала на меня многозначительные взгляды.
- Ты бледная. Не спала?
- Да так… - ушла я от ответа.
А Маша с пониманием кивнула.
- Давид приехал.
- Приехал, - согласилась я. – Но ко мне это никакого отношения не имеет.
Маша вздохнула, присела напротив меня, подула на горячий чай. Сказала:
- Прости меня.
Я удивлённо посмотрела.
- За что?
- Я тебе не сказала, что он мне звонит.
- Было бы странно, если бы он тебе не звонил. Он о тебе переживает.
- Всё равно. Я ведь знала, где он… с кем. Просто не знала, как тебе сказать. Не хотелось расстраивать.
- Я и так знала, Маш.
- И вернулся он, наверное, из-за меня. Я ему сказала, что на работу устроилась, что мне больше не надо денег присылать.
- А он психанул, - догадалась я.
- Он насторожился.
- Вот пусть настораживается дальше, - не выдержала я.
Маша задержала чашку у своих губ, меня разглядывала. Потом спросила:
- Он с тобой говорил? Что сказал?
- Неважно, что он сказал. Важно, что я тебе скажу. – Меня несло. – Семейная жизнь ему на пользу не идёт, вернулся он с явным психозом!
Маша хмыкнула, вдруг улыбнулась.
- Что-то мне подсказывает, что психует он не из-за Алины.
- А из-за кого? Хочешь сказать, что из-за меня?
- А ты этого не хочешь?
Я судорожно втянула в себя воздух. Обдумывала её слова.
- Не знаю. Раньше хотела, а потом оказалось, что я его почти не знаю. Вот таким, каким я видела его вчера, я его не знаю.
- Это многое меняет?
- У него во всём виновата я!
- В чём?
Я выдержала паузу, не зная, стоит ли признаваться, но решила, что поступать, как Давид, и ограждать Машу от всего, не стану.
- Говорит, я лезу не в своё дело. Потому что ты – это его дело.
- Глупости. И не слушай его. Он просто злится. – Маша протянула руку и похлопала ею по моей руке, как-то по-матерински, будто с высоты своего опыта. Хотя, надо признать, кому разбираться в душе и тайных помыслах Давида Кравеца лучше, чем ей? – А на посторонних для него людей он никогда не злится, поверь.
- У него жена есть, - проговорила я с долей ехидства, - пусть злится на неё. Никогда не поверю, что повода не даёт.
И, словно подслушав наш разговор, дверь цветочной лавки открылась, с тем же звуком мелодичного колокольчика, мы с Машей повернули головы и застыли, увидев в дверях Алину Потапову. Она стояла и смотрела на нас. Без удивления, зато с неприятным прищуром. Будто раздумывала, что с нами делать после совершённого предательства. Ведь, судя по её взгляду, она застала нас в момент заговора против её светлоликой персоны. Посмотрела на Машу, просверлила взглядом меня, после чего захлопнула дверь и пошла прочь. Мы смотрели, как она удаляется, сквозь стеклянные стены цветочной лавки. После чего переглянулись.
- Ничего хорошего не будет, - вздохнула Маша. А я предложила:
- Давай пить чай.
13
Над входом в ресторанный зал вешали красивую гирлянду. Время обеденное, посетителей немного, я сидела на высоком стуле за стойкой администратора и наблюдала за работой электриков. От скуки мотала ногой.