Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке

- Откуда мне знать. Татьяну и расспросите лучше. Я-то при чем? постарался как можно почтительней ответить наш герой. Ему сейчас хотелось только одного: вернуться невредимым в свою берлогу, сбросить немедленно испачканную одежду, влажное от едкого пота бельё и залезть в ванну с горячей водой, чтобы смыть с себя очередную жизненную неудачу с предавшей его женщиной, забыть все сегодняшние унижения, потом снять стресс заветным джином "Бифитер", привезенным из Англии полгода назад и на следующий день, проснувшись в обычное время в привычном месте, не вспоминать больше о происходящем здесь, как о дурном сне.

- Её мы уже спросили и если надо будет, ещё спросим, но она утверждает, что все деньги были всё время в её сумке, когда она встретилась с тобой, - уже не улыбаясь, а напротив помрачнев, отрубил хозяин.

Вадиму оставалось только развести руками, если бы они не были скованы наручниками.

- Как мне вас все-таки убедить, что ничего из сумки Татьяны не брал? У меня ведь и времени не было, - он снова искательно обратился к седовласому вершителю своей судьбы.

- Хорошо, - неожиданно согласился вершитель. - Если ты не брал, кто взял по-твоему?

- Откуда мне знать. Я что, муж что ли или любовник... Речь Вадима оборвал резкий удар по лицу, опять легко сбивший его с ног. Видимо, когда перешел границу допустимого, хозяин подал соответствующий знак кому-то из охранников.

- Что с ним будем делать? - обратился хозяин к двум мужчинам в строгих костюмах, стоящим у окна.

- Пусть платит за себя выкуп, - высказался стоявший ближе к хозяину.

- Слышишь, что люди говорят? Платить все равно придется, - снова улыбнулся седоголовый.

- И сколько же придется платить? - прогундосил Вадим, у которого рот был забит слюной и кровью из разбитой верхней губы. "Слава Богу, если зубы остались целы", - подумал сн следом, касаясь языком качающегося верхнего зуба.

- Что сам не понимаешь или уже считать разучился? шестьдесят шесть штук "зелеными" и шираф двадцать процентов, итого восемьдесят штук, - опять усмехаясь, сказал хозяин.

- Но у меня вообще столько нет, - прохрипел Вадим.

- Нет сейчас, но найдешь, если поищещь, квартиру свою тоже продашь, продолжил седоголовый.

- И квартиры у меня нет, сам всю жизнь снимаю, - все ещё лежа , прогундосил узник.

- У отца твоего квартира есть, пусть тебя выкупает, раз не научил честно жить, - настойчиво, почти в приказном порядке отчеканил хозяин. - Мы всё уже про тебя и отца твоего выяснили. В милиции у нас тоже есть свои люди.

Он взглянул на какие-то листки, лежавшие перед ним на столе:

- Врунов Николай Евгеньевич, 1914 года рождения, вдовец. Прописан по адресу: Москва, улица Дмитрия Ульянова, дом 8, квартира 12. Хороший кооперативный дом, квартира, правда, небольшая, двукомнатная. но кухня большая, 12 метров и место хорошее - почти Ленинский проспект, должны покупатели дать нужные деньги. Пусть отец готовит дарственную нашему человеку, если сам не хочешь продажей заниматься, а все расходы по оформлению так и быть возьмем на себя, что мы не люди, войдем в положение...

Вадим слышал последние слова как бы в ватном тумане, в полусне. Страх перед настоящим, страх перед будущим, страх за отца, о котором он сегодня даже ни разу не вспомнил, необъяснимость и нереальность происходящего навалились на него огромной тяжестью и он даже не почувствовал, что потерял сознание. Очнулся он от того, что что-то холодное и мокрое текло по лицу и груди, видимо, на него плеснули водой из большой пластиковой бутыли, которую ещё держал один из охранников.

- Ковер, понимаешь, испортил. Хорошие гости так не поступают, донесся откуда-то издали голос седоголового. - Уберите его.

Вадима как большой куль с картошкой проволокли до лифта, а потом спустили вниз и протащив волоком, весь обратный путь, бросили в уже знакомый карцер. Клацанья запоров он на этот раз не слышал, пребывая в том дремотно-зыбком состоянии, когда окружающее кажется просто сном или телекошмаром, и которое он за все свои сорок девять лет ещё ни разу не испытал.

Очнувшись очевидно уже рано утром, хотя и в полной тьме каменного мещка, Вадим пока не научился определять время хотя бы с относительной точностью, он испытал прежде всего не чувство голода, а нестерпимые позывы к отправлению естественных надобностей. Если бы не природная, а может, и благоприобретенная воспитанность, он бы с удовольствием отомстил своим мучителям таким простым и доступным способом, справив нужду прямо в карцере, но усугублять во всех смыслах свое и так не ахти как терпимое положение он не стал. Так как руки его были по-прежнему скованы за спиной, (узник забылся кратким сном на боку, переворачиваясь, видимо, время от времени во сне), он подобрался к двери и принялся колотить в неё поочередно то одной, то другой ногой. И хотя удары каблуками были глухими, его все же услышали, потому что затворы клацнули и дверь приоткрылась.

- Чего тебе? - раздался голос охранника.

- По нужде бы надо, - просительно выдавил из себя пленник, он уже понял, что даже за вызывающий тон могут наказать.