Случайному гостю

«ЭПФЕЛИ» (яблоки императрицы)

Когда Сисси бывало грустно, она только их и ела…

На 4 порции: 4 яблока, 4 столовые ложки малинового варенья, цедра 1 апельсина, орехи.

Очистить яблоки от сердцевины и от кожуры на 1/3, остальную кожуру проткнуть вилкой, чтобы она не сморщилась.

Положить их в глубокую сковороду, налить на дно немного воды. (Есть рецепт: вода с вином — наверное от грусти…)

Соединить малиновое варенье, апельсиновую цедру, орехи и начинить яблоки. Накрыть крышкой и готовить 25–30 мин. Затем, посыпать сверху сахаром и заглазировать в горячей духовке.

Судок с яблоками бабушка отправила на по локон ник. Поминая королеву апостолов, утрамбовала уже приготовленное в холодильник.

Я продолжаю щелкать ножницами и выделываясь, затягиваю ломким голосом «Миллион, миллион, миллион алых ро…»

— Ну, добже, добже, — быстро говорит бабушка. — Я все скажу — або не ту пьосенку.

Она отодвигает мои бумажки в сторону, освобождая половину стола, и отходит в тень — к буфету, из-за него она достает здоровенную доску; в темноте она с ней похожа на Роланда со щитом.

— Одна из самых ненавистных для тех вещей на свете — запертая дверь — говорит она, являясь из темноты и укладывая доску на столе.

— Для того, чтобы пробить дверь, в ход идут все способы паянки[87], такие мерзотные з крыжем[88]

, затем те: рыжие с вусами, ну русские… нет прусские — каралучи, но ты говоришь на них — тараканты, крысы, милициянты, поштары, галки, та инне нечисте, — подводит бабушка итог и извлекает из буфета мешок с мукой.

Я молчу и боюсь лишний раз вздохнуть, чтобы не сбить бабушку с нужной ноты и не услышать что-то вроде: «То тебе зарано». Или: «Ну вдосталь, иди спать».

Бабушка посыпает мукой доску на столе, — в который за сегодня раз белая пыльца вьется над любопытными Ваксиными ушами — привлеченная хозяйкиным голосом, кошка подобралась поближе и, оглушительно мурлыкая, уселась у бабушкиных ног. Потрясенная очередным коварством, Вакса громко чихает и скрывается в бабушкиной комнате.

— Тераз протряхнет футра[89] и вернётся, — говорит бабушка и смотрит на меня задумчиво.

Она опять оборачивается к буфету раскрывает его и прямо в баночно-мешочное нутро кухонного креденса говорит глухо и тяжело:

— Один из тех охотится, Лесик, за тобой, з дня рождения… В том есть и моя вина. Он нашел доступ. Для него нет закрытой двери. Такое.

Бабушка двигает банки в буфете, ветер стучит ставнями на чердаке, я вдавливаю ножницы в ладони, мне становится больно. Прижимая к груди две банки и мешочек, бабушка захлопывает створки и оборачивается назад к столу, волосы падают ей на лицо, и я не вижу ее глаз. Бабушка подходит ближе и ставит пакеты и банки на стол.

Тишина становится сухой, звонкой и нестерпимой, знание подкрадывается ко мне серой тенью.

— Девять кубков, — хрипло говорю я и кладу ножницы на стол, на ладони остается темно-красная вмятина. — Трижды три… Это как-то связано с третьим? С тем, как я родился?

— Можно сказать и так, — легко соглашается бабушка, она достает из пакетов и банок орехи, изюм, цукаты оранжевого и красного цветов, курагу, какие-то пряности, горсть сухой малины, высыпает туда же дольки яблок и рассеивает это все по доске вперемешку с мукой, лица ее я по-прежнему не вижу.

— Начало тут было давне, — сказала бабушка и начертила руну Кано на муке, затем стёрла её. — Даже, збав Боже, кармичне. Ты слыхал ту даму….

Бабушка звучно кашлянула и быстро поглядев через плечо, отчеканила:

— Хоть меж нами — то не агримент! Такое…

— Аргумент, бабушка, — говорю я, беря дольку яблока.

Бабушка смотрит на меня печально и вздыхает:

— Лишь бы спорить, — говорит она, на выдохе.

— Аргумент, Лесик, то газета. Я говорю «агримент» — то згода принципова — ну, согласие. Тут что-то з глубин, какая-то гра лосу[90], бесконечные фортуны жарты[91] — продолжила она и нарисовала Тау — ключ восхода и тайных знаний. — Через кое-чью болтливошчь стал в известности мой задум, вас пришли тарговать, и я спасла одного тебя. Так стался выбор, лос и жарт…

Она подняла голову откинула волосы назад и сказала резко:

— И маму… тебя и маму — сын не должен быть без мамы…

Воцарилась тишина, бабушка повела ладонью по мучному полю — ягоды и орехи сложились в фигуру ангела молчания. Бабушка кашлянула.

— Но тем было обмаль, особливо однему. Он давно тут шастает, вокруг нас, ешче с той жизни… И я… — она стёрла Тау и ангела… — И я… — И он… Пришлось отразить атаку… Но я… я не зважила его подлость. Такое глупство…