Случайные смерти (сборник)

Мимо скользнул официант с подносом, груженным хорошо прожаренными куриными крылышками. Крылышки выглядели соблазнительно, а Фрэнк проголодался. Он велел официанту оставить поднос. Тот сказал, что не может, это не разрешается. Говорил он с акцентом. Итальянец, что ли. Фрэнк выхватил поднос. Никто ничего не заметил, кроме бармена, как бишь его, Джерри. Фрэнк помахал ему и знаками велел повторить напитки. Официант сказал что–то по–итальянски и затрусил на кухню. Фрэнк предложил курицу Лулу. Она была не голодна. Он стал обкусывать крылышки, бросая кости в пустой бокал.

Принесли мартини. Двойные, с пятью оливками в каждом бокале.

Фрэнк съедал оливку, затем крылышко, затем еще одну оливку и еще одно крылышко. Он вошел в ритм, методично истребляя оливки и крылышки, когда Лулу вдруг произнесла его имя тоном, который заставил его прерваться, перестать жевать и глотать и поднять голову.

Рядом с ними стоял некто худой и высокий. В черном шелковом костюме с белоснежной рубашкой и черным шелковым галстуком. Из нагрудного кармана пиджака торчал черный шелковый платок. Фрэнк взглянул вниз. Носки из черного шелка. Щегольские туфли. Фрэнк с любопытством перевел глаза вверх. Рот у парня был слегка маловат, нос – чуть–чуть слишком прям. На мизинце левой руки золотой перстень с кроваво–красным камнем. Волосы были черные, слегка отдававшие синим с боков, коротко стриженные, только сзади доходившие до ворота рубашки.

Фрэнк подивился на эту синюю прядь, мешающуюся с черными. Такая блестящая, скользкая на вид. Как рыба. Вообще в парне было что–то рыбье, если приглядеться. Тонкий, лоснящийся. Фрэнк подался вперед, протянул руку. На мгновение, на какую–то долю секунды гот замешкался. Но тут же пришел в себя, протянул свою. Без всякого удивления Фрэнк увидел, что ногти его аккуратно подстрижены, поблескивают лаком.

– Как жизнь, Фил?

Фил Эстрада взглянул на Лулу. Он явно скис, поняв, что она рассказывала Фрэнку о нем, прежде чем им довелось встретиться, описывала его. Интересно, какими словами. Однажды, слегка набравшись, она заявила, что он похож на парикмахера для покойников. Он и на смертном одре не забудет эти слова.

Фрэнк сказал:

– Присядь, съешь кусочек курочки.

– Не могу, я только на минутку.

– Официант нажаловался?

– Да.

– Родственник?

Эстрада покачал головой.

– Но ты итальянец, верно?

– Итальянского происхождения.

– Давно в отеле? 

– Подольше, чем ты, Фрэнк. – Улыбаясь, Эстрада щелчком смахнул невидимую соринку с рукава. Он сделал это с таким чувством, словно хотел избавиться не от соринки, а от Фрэнка. Положил свою наманикюренную руку на плечо Лулу. – Фрэнк, я спросил Роджера, он говорит, ты хороший парень. Но это не дает тебе права безобразничать. Capice [1]

? 

Фрэнку не понравилось, что он положил руку ей на плечо. Не понравилось, как Эстрада смотрел на нее своими рыбьими глазами, блестящими, черными и мертвыми, как маслины.

Фрэнк вытер руки о скатерть и встал.

Фил Эстрада отдернул манжет, взглянул на часы, поблескивавшие, как золотое яйцо в гнезде жестких черных волос на запястье. Приподняв тяжелые брови в притворном изумлении, сказал:

– Больше, чем я думал, мне пора, – повернулся спиной к Фрэнку и медленно удалился.

Лулу залпом допила мартини, спросила:

– Сколько ты собираешься пробыть в городе, Фрэнк?

Фрэнк пожал плечами:

– Дня два, может, три. Посмотрим.

– Тут рядом есть гостиница «Трэвелодж». Или мы можем пожить в «Меридиане», или где захочешь.

Фрэнк сказал:

– Мне тут нравится.

Он закурил и бросил спичку на ковер. Лулу спросила:

– Зачем нарываться на неприятности, Фрэнк?

Фрэнк улыбнулся.

– Если хочешь получить что тебе причитается, иногда приходится делать именно это.

Глава 11

Ближайший овощной магазин примостился двумя кварталами южнее, между итальянским рестораном и обувной мастерской. Яркие зеленые с белым навесы укрывали покупателей, которые паслись среди стоявших на тротуаре деревянных ящиков с рядами огурцов и сельдерея, грудами помидоров, полудюжиной сортов яблок из Оканогана и штата Вашингтон, апельсинов, доставленных из Калифорнии, связками желтых бананов, похожих на изуродованные кулаки…

Паркер сказала:

– Салат, яблоки и виноград… Что еще у нас растет, можешь вспомнить?

– Клюква, – сказал Уиллоус.

– Клюква?

– Видел как–то в новостях. Я заснул, пока рассказывали про спорт. А когда проснулся, шел сюжет о болотах. И картошка.

– Но уж не батат?

– Во всяком случае, я об этом не знаю, – сказал Уиллоус. Ему захотелось яблочка. Он потянулся было к жизнерадостным красненьким сорта «макинтош», но после короткого размышления склонился в пользу сводящего рот оскоминой терпкого «грэнни смит». Обтерев яблоко о рукав, он вошел в магазин вслед за Паркер.

За прилавком было двое, мужчина и женщина, как Уиллоус немедленно определил, муж и жена. Лет пятидесяти или пятидесяти с небольшим. Она закрашивала седину блондинистым ополаскивателем. Это ей не шло. Уиллоус раскрыл бумажник, показал значок.

Мужчина улыбнулся.

– Это что, старое кино? Вы показываете мне значок, чтобы угоститься яблочком? Дать пакет?

Уиллоус покачал головой.