Случайные связи

Сейчас ему хотелось уйти с работы, но он ждал некого Николя Кутюрье, которому сам назначил встречу. Он думал взять его на работу в свою контору. Если верить анкете, Николя было двадцать восемь лет. Тристан находил, что он выглядит много моложе. Его округлое лицо прямо-таки светилось невинной свежестью. Тристан почему-то испытывал к нему симпатию и сострадание. Кстати, лучшего друга Тристана тоже звали Николя.

Он пришел вовремя. Его проводили к Тристану в кабинет. У него была натянутая улыбка, та гнусная улыбка, которую приходится нацеплять в присутствии людей, наделенных большей властью. Он пытался быть раскованным, с излишним воодушевлением пожал Тристану руку, но тут же осекся и сел. Горячо поблагодарил за предоставленную возможность встретиться. Казалось, он всем сердцем предан делу.

Тристан согласился с ним во всем, даже не торгуясь. И под конец спросил, когда Николя сможет приступить к работе.

— Через месяц, как и было оговорено, — ответил он.

— Мне сказали, вы уезжаете в свадебное путешествие…

— Совершенно верно. Через неделю я уезжаю в Бразилию.

— Очень хорошо.

Тристан внимательно на него посмотрел. Он видел, как радовался этот человек. В конце концов, свадьба вкупе с новой должностью — достаточный повод для радости.

Что у него за жизнь? Сейчас, наверно, он немедля пойдет домой и перескажет своей молодой жене всю их беседу в подробностях. «Я поставил свои условия, а босс и глазом не моргнул!» Она будет счастлива за него, а он, видя ее счастье, станет гордиться собой. И назавтра они отправятся в IKEA покупать мебель.

Николя смотрел на него почтительно, не решаясь прервать его размышлений… Очень хорошо, в Бразилию. Да, очень хорошо. Женитьба — это хорошо. Нужно носить кольцо, даже когда идешь куда-нибудь вечером без нее. Это очень хорошо, но это не для меня! Период ухаживаний. Тебя переполняет страсть, забываешь про все, даже про женщин, не так ли? Но я не могу забыть. Понимаете? И это при том, что у меня есть все основания ненавидеть женщин, презирать их. Мне известны все их уловки, я прекрасно знаю, что пленяет этих идиоток. К тому же за что их любить? За улыбку? За груди? Откровенно говоря, мне абсолютно наплевать на те несколько минут «подергиваний» в постели. Женщины часто меня разочаровывают своей вульгарностью и исключительной способностью портить жизнь окружающим. В общем, я ничего не понимаю. К чему всякий раз возобновлять все эти пустые уловки с нарядами, ласками и целым набором лживых порывов? Ведь есть и другое. А в это время она там совсем одна! Ждет меня. Понимаете всю чудовищность положения? Я словно в плену у женщин. Ох уж этот плоский белый животик, который обнаруживаешь на первом свидании! И пупок, такой детский, такой трогательный! И руки, дрожащие, когда касаешься их впервые! И эта трогательность их растерянности, когда они чувствуют близость наслаждения! И их аромат, подобный благоуханию сирени! Навеки я останусь сыном женщины, это точно. По правде говоря, я не люблю мужчин, по большей части они навевают на меня тоску. И вы не исключение. Потрудитесь теперь оставить меня, благодарю вас.

Оставшись один, Тристан прибрался на столе, снова посмотрел на себя в зеркало и заметил в своем взгляде неутолимую жажду разрушения. Затем он взял пальто и покинул кабинет. В коридоре он повстречался с одним из коллег-адвокатов — маленьким, толстеньким, ничем не примечательным человеком, вечно пытающимся навязать Тристану свое общение. Он и теперь дружелюбно тянул ему руку. Тристан свысока с ним поздоровался.

Он зашел к секретарше сказать, что уходит. Она с понимающим видом потупила глаза, показывая, что ей нечего возразить, только напомнила, что через час у него назначена встреча. Тристан ничего не забыл. «Я не вернусь к этому времени. Встречу нужно отменить», — сказал он.

С некоторым облегчением он покинул контору и пошел сам не зная куда. Он подумал о Бразилии, затем о Довиле. Все же это поближе. Он планировал на следующие выходные съездить туда с Амели. Когда же он принял это решение? Он уже и не помнил. Он забронировал номер в отеле — вот и все, что он помнил. Ехать туда ему совсем не хотелось, но он знал, что Амели будет рада. По правде говоря, он затеял это исключительно ради нее. И, если хорошенько подумать, так ведь Довиль — не Бразилия, все-таки поближе.

Он оставил машину на стоянке и дальше пошел пешком. Он не любил пользоваться общественным транспортом, особенно поездами, — в них вечно попадаешь в плохой вагон. Святое дело — глупость: как иначе объяснить, что при каждой встрече с ней возникает непреодолимое желание разнести ее в пух и прах? В поезде приходится смотреть на других, и это совершенно невыносимо. Человеческая масса потеет, сквернословит и шумит. Невольно начинаешь понимать тех, кто «встает на ложный путь», неожиданно открывая в себе душегуба, убийцу, мучителя: ими движет лишь стремление к спокойствию и необоримое желание тишины. Тристану вспомнился Лафкадио.