— Не отпустишь?! Меня?! — взметнулся Серега. — На каком таком основании? По какому праву в мою жизнь лезешь? Я только на свободе сильный, понимаешь? Нету смысла меня привязывать, нету! Все равно я подохну рядом с твоей любовью! По согласию я на все готов!

Он мгновенно оделся, схватил чемодан и мешок, грудью выбил дверь, она сама за ним захлопнулась, но не плотно. Тетя Лида прикрыла ее, сказала:

— По всем правилам уволился и выписался.

— Догоню… — вроде бы задумчиво произнесла Любка и вышла.

Пока я одевался, она успела сесть в кабину своего «студебеккера», тронуть его с места, а я успел через задний борт влезть в кузов.

Серегина полуторка была уже далеко. Но Любкин «студебеккер» шел уверенно, мощно, надежно. Я стучал кулаками по кабине, кричал…

Расстояние между машинами сокращалось и сокращалось.

Серега заметил, что за ним гонятся, и свернул на более удобную дорогу, хотя она вела в другую сторону. Он просто забыл, что на каждой здесь дороге впереди — подъем.

Полуторка мне казалась обреченной и жалкой.

— Не надо, Любка! — кричал я, избив руку о кабину. — Не надо!

Студебеккер» настигал Серегину машину, как возмездие. Любкины руки умело и твердо держали руль…

Ее не судили. Не знаю почему. Ее должны были судить, хотя бы за то, что она вдребезги разбила полуторку.

Серега успел выпрыгнуть из кабины и бросился бежать. Любка гналась за ним на «студебеккере» по ямам и канавам, по каким-то трубам, я несколько раз собирался выпрыгнуть из кузова, чтобы не разбиться в нем.

На берегу машина остановилась. Из-под капота валил пар. Серега (когда этого можно было уже не делать) отвязал чью-то лодку, и мы видели, как его льдиной перевернуло на середине реки.

Я еле втащил ставшее тяжелым тело Любки в кабину, сбегал за людьми в ближайший барак и очнулся уже в больнице.

Мне потом рассказали, что Любка сама ходила в милицию, и когда ей сказали, что судить ее не будут, уехала куда-то.

И я, выйдя из больницы, при первой возможности переехал на другое место…

_1962 г.

Случайный спутник

^{Рассказ}

Глядя в темноту за вагонным окном, он вздыхал. Вздыхала и толстенькая проводница с черненькими глазами-бусинками.

На пятый день пути она не выдержала, подошла и спросила: — Почему не спите?

— Не спится, — ответил парень. — А вам, верно, спать хочется?

— Ой, что вы! Совсем нет. Я привычная. Я могу по трое суток на ногах, и ничего со мной не будет.

— Занятная у вас работа, — грустно сказал парень, по-прежнему глядя в окно. — Новых людей много видите.

— Плохо это! — горячо призналась она. — Только познакомишься, а и расставаться пора. Кто на станции сойдет, кто — на разъезде, а кто и на ходу выпрыгнет.

— А кто-нибудь когда-нибудь и вас с собой возьмет, — ответил парень.

Проводница нахмурила полукруглые тонкие брови и проговорила:

— Анюта из мягкого за моряка вышла. Коренастый такой. С гитарой. Играть, правда, не умеет, но у него самоучитель есть. Научится.

— Будет у вас моряк, — пошутил парень.

— Моряк… — Она недоверчиво усмехнулась. — Необязательно моряк. Да я их и не уважаю. Пьют они и хвастливые.

Парень постоял еще немного и ушел в купе. Проводница, прикоснувшись руками к тому месту рамы, где недавно были его ладони, пыталась ощутить тепло. Она едва не расплакалась оттого, что рама оказалась холодной, достала карманное зеркальце, с опаской взглянула на свое отражение и робко подумала: а вдруг случится чудо, и в зеркальце появится красивое лицо… Увы, чуда не случалось, и она ногтем до боли царапала крупные веснушки, словно надеялась сколупнуть их…

Была она влюбчива и все ждала, что и в нее кто-нибудь влюбится из пассажиров. У нее уже была заготовлена фотография (без веснушек) с надписью на обороте: «Кого люблю, тому дарю».

Только не выпало еще случая подарить фотографию кому-нибудь, а дарить подружкам надоело. Легкомысленная, добрая и доверчивая, она надеялась, что люди влюбляются быстро — вот так, как она, в поезде, за несколько дней.

У нее болело сердце, когда она думала, что не найдет утешения в своей тоскливой жизни, что все будут беззлобно смеяться над ее веснушками, но никто не приласкает.

Парень снова вышел из купе. Проводница вспомнила, что он едет до Шумихи. Значит, ему обратно по шпалам километров двадцать топать.

— И чего вы не спите? — спросила она.

— Вот окончил техникум, — словно не расслышав вопроса, грустно произнес парень, — еду работать. Страшновато. С друзьями расстался, а вдруг больше хороших людей не встречу?

— Хороших людей много, — убежденно проговорила девушка. — Только все красивых ищут. А ведь не все красивыми родились.

Парень улыбнулся и ответил:

— Ерунда. Все люди красивые, в общем-то. Как полюбите, так и сами закрасивеете.

Она приняла его слова за шутку и тоже улыбнулась. Но парень не смеялся.

И она поверила.

— Вот так, — глядя в темноту за вагонным окном, сказал парень.