Случайный свидетель

— Даже я говорил тебе, что я не хороший парень, — добавляет он, на этот раз выглядя немного виновато. — Я имею в виду, ты просто не хотела верить во все это. У меня есть этот прекрасный дом, я покупал тебе красивые платья и чертовы истории о том, как добро побеждает зло — это не так, я мог бы тебе это сказать, но… тебя предупреждали, Миа. И ты все еще стоишь здесь, в нескольких футах от моей спальни.

Я чувствую себя самой большой дурой во всем мире. Унижение поглощает меня целиком, когда я вспоминаю, как сочувствовала ему, чувствовала грусть, потому что он, казалось, вел совершенно одинокое существование.

Но он заслуживает быть одиноким. Он заслуживает того, чтобы у него никого не было.

А я, может быть, черт возьми, заслужила это, потому что он прав, каждый, кто его знает, пытался меня предупредить, но я не хотела слушать.

Не имея больше гордости, я разрыдалась прямо перед ним. Сквозь рыдания я спрашиваю: — За что? Я была к тебе добра .

Тяжело вздохнув, он говорит: — Ты права, ты была права. Это не твоя вина. Ты просто увидела то, чего не должна была видеть. Это просто невезение, и мне искренне жаль. Я не знаю, восхищаюсь ли я или жалею твою способность видеть хорошее в людях там, где его на самом деле нет, но я не хочу вытравить это из тебя. Я даже не хотел тебя знать — на самом деле, это вина Винса. Я мог бы быстро покончить с этим, это было бы безболезненно, мы все могли бы жить дальше.

— Ты сказал, что не причинишь мне вреда, — напоминаю я ему, хотя и понимаю, насколько глупо напоминать ему о чем-то из сказанного им, как будто это имеет хоть какой-то вес.

— Я сказал, пока Винс хочет тебя, — отвечает он, поправляя меня. — Если он больше не хочет… ну, тогда твоя судьба в моих руках, не так ли?

Очень стыдно, что я так ошибалась в ком-то, но еще хуже то, что Винс оказался настолько прав, а я была так чертовски уверена в себе.

— Ты ведь все это время планировал убить меня, не так ли? Для тебя это была просто игра.

— Я не собираюсь тебя убивать, — отвечает он. — Пока нет, даже если Винс придет сегодня домой и захочет убить тебя сам.

— Зачем ему…?

— Он знает. Маленькая пташка рассказала ему кое-что, так что… ну, это будет не самое веселое время для тебя.

Я больше не могу стоять. Мои ноги шатаются, и я пытаюсь опуститься по стене, но он все еще держит меня за руки, поэтому я не могу.

— Почему бы тебе просто не сделать это сейчас и не покончить с этим? — шепчу я, и слезы текут по моему лицу.

Он перехватывает меня, прижимая мои руки к запястью, чтобы освободить руку. Затем он проводит ею по линии моего подбородка жестом, который был бы нежным, если бы не исходил от него. — Потому что я еще не закончил с тобой.

Я могу только смотреть на него, пустого, сломленного, одинокого.

Затем он добавляет: — Не говоря уже о том, что ты можешь вынашивать моего ребенка.

Глава Двадцать Третья

Я ничего не чувствую, когда Матео берет меня в свою спальню. Я пытаюсь вырваться, использую вес своего тела, но он слишком силен, а я слишком истощена. Когда он бросает меня на свою кровать, я пытаюсь отползти, но он слишком быстро набрасывается на меня, ударяя моими руками по мягкой подушке и оседлав мое тело. Его глаза блестят, как у льва, собирающегося проглотить газель, как будто он победил. Интересно, облегчение ли это, что больше не нужно притворяться хорошей.

— Отстань от меня, — кричу я, сердито отшвыривая свое бесполезное тело.

— О, нет. Это самое интересное, — говорит он мне, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в шею. — Знаешь, как трудно было не говорить, когда я трахал тебя, Миа? Это была пытка.

— Перестань так говорить — это был не секс.

Закатив глаза, он говорит: — Ладно, когда я тебя изнасиловал . Так лучше? Тебе нравится это слово? Оно тебя заводит?

— Ты болен, — прошипела я, глядя на него снизу вверх.

— Ну, если тебе нравится это слово, то тебе понравится то, что будет дальше. То, что мы делали раньше, как бы ты это ни называл, было сексом. Ты этого хотела. А сейчас? Теперь я возьму твою сладкую маленькую киску, пока ты будешь умолять меня не делать этого. Теперь я тебя изнасилую.

Несправедливо, что он лишает меня гнева, который я имею полное право испытывать, но говоря так открыто о своих намерениях, он вгонят меня в страх.

Хотя мне и противно просить его о чем-либо, особенно о том, о чем мне никогда не следует просить, я говорю: — Пожалуйста, не надо.

— Это может быть игрой, — говорит он мне, поддразнивая. — Можешь притвориться, что у тебя есть выбор, если тебе от этого станет лучше. Хочешь стоп-слово?

Это, очевидно, уловка, поэтому я молчу.

— Давай, выбирай одно, — говорит он, наклоняясь к моим рукам с еще большей силой и снова целуя мою шею.

Я ненавижу эту игру и не хочу в нее играть, но я бросаю: — Красный свет.

— Хорошо, твое стоп-слово — красный свет.

— Красный свет, — тут же говорю я.

Его руки снова двигаются, держа мои руки только одной, а вторая змеится под моей рубашкой. Он поднимает мой бюстгальтер, засовывая руку внутрь и сжимая мою грудь, полностью игнорируя мое высказывание.