Слуга царю...

Далее по-русски, но со всегдашним милым пренебрежением к «руссиш грамматик», а равно орфографии и пунктуации «великого и могучего», обычным своим летящим почерком княгинюшка сообщала о здравии и настроении великого князя Гошки, своем и многочисленных тетушек, дядюшек, кузенов, кузин и прочих родственников по не менее чем десятку различных близких и дальних родственных линий, словно пчелы на мед (или мухи на сами знаете что, что, кстати, гораздо вернее) слетевшихся со всех краев обширных Германской и Австрийской империй, а также и из-за их пределов при первом же известии о воцарении на Саксен-Хильдбургхаузенском престоле великого князя Георга-Фридриха-Эрнста II, иными словами, своей внезапно ставшей сердечно обожаемой и горячо любимой родственницы из далекой России.

Как всегда не был забыт и прапрадедушка Иоганн, с которым Бежецкий имел честь познакомиться лично во время январских коронационных торжеств (вполне, впрочем, совершенно незаметно для самого немецкого Мафусаила, приближавшегося, не выходя из вечной дремы, к своему стопятнадцатилетию). Иоганн служил чем-то вроде талисмана в почтенном семействе Ландсберг фон Клейхгофов, поэтому со всем старанием и почтением был тут же перемещен в великокняжеский дворец, где и проводил сейчас свои ничем и никем не омрачаемые дни за сладкой дремотой в покойном кресле, унаследованном, в свою очередь, от прадеда. Александру порой становилось не по себе, когда он представлял возможно таящиеся в генах обожаемой супруги, пока еще юной и умопомрачительно прелестной (ни легко перенесенная беременность, ни очень удачные роды, ни материнство не причинили красоте и здоровью спортивной мадам Бежецкой ни малейшего урона, только углубив и подчеркнув ее очарование), бездны долголетия, грозящего неминуемо разлучить супругов навеки в свой срок.

После родственных приветов и поцелуев шло несколько десятков строк, чтение которых заставило князя несколько порозоветь, так как содержание их ни к дипломатии, ни к фельдъегерям вообще не относилось никаким боком. Ох Ленка, Ленка, егоза ты этакая!

Завершалась же интимно-лирическая часть письма изящно очерченным любящей рукой абрисом крошечной ладошки самого великого князя, как бы его подписью.

Прежде чем перейти к заключительной части письма, в которой, как он понял, и заключалась суть (не ради приветов же тевтонских кузенов, в конце концов, везли проверенные и перепроверенные курьеры через столько границ заветный пакет!), Бежецкий закурил свою любимую «Золотую Калифорнию» и прошелся по кабинету. Настолько сильно было впечатление от излияний соскучившейся супруги, что не хотелось омрачать его делами, пусть и самыми неотложными. Только ощутив, что сердце в груди бьется по-прежнему ровно, Александр снова присел в кресло и углубился в чтение.

«Дорогой мой Саша, — писала Елена. — Сердце мое очень неспокойно и совсем не сны за пристрастие к аналитик которых ты всегда бранил меня тому причина. Из не терпящих недоверия рапорт очень очень очень (так и написано трижды подряд) осведомленных в петербургских делах людей (не спрашивай меня Саша о них — я помню о твоей прошлой службе) я знаю что вскоре Россию или по крайней мере Санкт-Петербург ожидают испытания. Смейся надо мной но я прошу тебя срочно брать отпуск по здоровью (как оно у тебя милый сейчас шатко) и ехать к нам с Георгом. Я пишу от себя просьбу к милейшей государыне (ты знаешь мы стали очень дружны с ней прошлой осенью) отпустить тебя, как шеф твоего полка. Его Величество, если бы мог сейчас, не отказал бы ни мне, ни тебе. Постарайся сделать все как я тебя прошу. Заклинаю тебя приезжай!»

Отбросив лист, шуршащий словно новенькая пятисотрублевая купюра, Бежецкий подрагивающими пальцами, не в раз, выхватил из пачки новую сигарету и, затянувшись, снова придвинул к себе письмо.

Экономный поначалу почерк Елены к концу письма становился все более размашистым, а последние строки просто кричали о том волнении, которое испытывала великая княгиня, дописывая свое послание. Подпись же просто-напросто напоминала волнистый росчерк — женщина уже не владела собой. И никаких рисованных амурчиков-купидончиков, непременно завершающих любую ее эпистолу. Симптоматично однако! Это никак не походит на каприз заскучавшей в одиночестве высокопоставленной неврастенички или игру…

Александр вспомнил недавнее предложение, странный разговор с Маргаритой, тревожные сны последней недели, и ему стало совсем не по себе.

Вздор? Шутки подсознания? Не скажите, господа…

Словно при вспышке молнии темной дождливой ночью, все подозрения и подспудные тревоги последних дней выстроились в такую четкую и филигранно очерченную цепочку, что оглушенный мужчина застонал, словно от внезапного приступа боли.

Не совсем отдавая себе отчет в том, что делает, Бежецкий аккуратно и методично разорвал на мелкие клочки конверт и письмо, задержавшись на мгновение на контуре сынишкиной ладошки, и через мгновение в старинной бронзовой пепельнице, украшенной львиными мордами и вычурными гирляндами, полыхал небольшой костерок.