Слуховая трубка

Оказавшись в постели в своей шерстяной ночной рубашке, я обнаружила, что меня колотит, словно в лихорадке, но это происходило будто не со мной. В голове крутилась первая страшная и неотвязная мысль: что станется с кошками? Затем: что будет с Кармеллой и нашими утренними встречами по понедельникам? А ведь еще есть пестрая курица. И почему они считают, что им известно, кому и когда лучше умереть? Как они могут это знать? О Венера! (Я всегда молюсь Венере, потому что она самая яркая и различимая на небе звезда.) Что это за Братство Кладезя света? Звучит страшнее самой смерти. Братство беспощадного знания, что хорошо и что плохо другим, и непоколебимого намерения сделать им лучше, хотят они того или нет. О Венера, чем я провинилась, чем заслужила такое? И как быть с кошками – Мармин и Чачей? Я не спряду их шерсть, и она не превратится в кофту, которая будет согревать мои кости. Не будет у меня наряда из кошачьей шерсти, вместо него, вероятно, придется носить какую-то форму. И пеструшка не станет откладывать мне каждый день на кровать яйцо.

Мучимая этими видениями и мыслями, я впала в нечто более похожее на каталепсию, чем на сон.

А на следующий день, естественно, отправилась к Кармелле рассказать ужасные новости. И, надеясь на совет, захватила слуховую трубку.

– Случаются моменты, когда я чувствую в себе способность провидицы, – начала Кармелла. – И когда увидела на блошином рынке слуховую трубку, сказала себе: вот вещь специально для Мариан. Меня словно толкнуло, и я ее сразу купила. Да, новости ужасные, мне надо придумать какой-нибудь план.

– А что ты думаешь по поводу Братства Кладезя света? – спросила я. – Меня это как-то пугает.

– Братство Кладезя света – явно какая-то гнусность, – подтвердила Кармелла. – И, хотя не думаю, что они там перерабатывают пожилых дам в злаковые, все равно это какая-то мерзость. Нечто устрашающее. Надо что-то придумать, чтобы спасти тебя от челюстей этого Кладезя света. – Все это ее невесть почему развлекало, и хотя Кармелла была искренне расстроена, я заметила, что она хихикает.

– Полагаю, мне не разрешат взять с собой кошек?

– Никаких кошек, – подтвердила Кармелла. – В заведениях такого рода любить не разрешается. На это просто нет времени.

– Что же делать? – растерялась я. – Обидно, дожив до девяноста двух лет и так ничего и не поняв, кончать жизнь самоубийством.

– Можешь убежать в Лапландию. Свяжем палатку, и когда ты туда прибудешь, не придется покупать.

– Нет денег. А без денег до Лапландии не добраться.

– Деньги – досадная помеха, – кивнула Кармелла. – Если бы были деньги, я бы тебе дала. Мы могли бы вместе отдохнуть на Ривьере по дороге в Лапландию. Немного поиграли бы там в азартные игры.

Даже у Кармеллы не нашлось для меня дельного совета.

Дома́ – это настоящие тела. Мы связаны со стенами и крышами точно так же, как с печенью, скелетом, плотью и кровеносной системой. Я не красавица; мне не нужно зеркала, чтобы установить этот непреложный факт. Но тем не менее мертвой хваткой вцепилась в свою изможденную оболочку, словно это хрустальное тело самой Венеры. Это справедливо в отношении заднего двора, маленькой комнаты, которую я теперь занимаю, моего тела, кошек, курицы-пеструшки, всех частей моей застойной кровеносной системы. Разлука со всем знакомым и любимым – да-да, любимым – была бы смертью. Как в старом известном стишке: «В сердце рана, кровь течет, смерть идет, сама идет». Не было средства избавиться от пронзившей сердце иглы, за которой тянулась нить старой крови. А как насчет Лапландии и своры мохнатых собак? Это тоже была бы чудовищная ломка дорогих сердцу привычек, но совсем иного рода, чем заведение для немощных старух.

– Если тебя запрут в комнате на десятом этаже, возьмешь сплетенные тобой веревки и сбежишь. – Кармелла закурила сигару. – Я буду ждать внизу с пулеметом и наемным автомобилем. Думаю, что за час или два шофер возьмет недорого.

– Где ты возьмешь пулемет? – Меня увлекла мысль, что Кармелла собирается вооружиться таким убойным предметом. – И как им пользоваться? Мы с тобой даже не разобрались с планисферой. А пулемет, мне кажется, штука посложнее.

– С пулеметом все просто, – возразила Кармелла. – Заряжаешь кучей пуль и жмешь на спусковой крючок. Никаких хитрых действий, тем более что попадать ни в кого не надо. Людей отпугнет звук – они решат, что если ты с пулеметом, значит, опасна.

– Ты действительно можешь быть опасна, – забеспокоилась я. – Что, если случайно подстрелишь меня?

– Я нажму на спусковой крючок только в случае крайней необходимости. На нас могут напустить свору полицейских собак, и вот тогда придется стрелять. Свора собак – крупная цель. В сорок собак с трех ярдов попасть легко. Уж тебя-то я всегда отличу от злющей полицейской псины.

Мне не очень понравились доводы Кармеллы.

– А если за мной погонится всего одна полицейская собака и будет носиться кругами? Тогда ты можешь легко промахнуться и зацепить меня.

– Ты, – прочертила в воздухе линию сигарой Кармелла, – будешь спускаться по веревке с десятого этажа. Псы нападут на меня, а не на тебя.