Служанка

В предрассветных сумерках было видно, как опускается бронзовая ручка, как медленно открывается дверь, как на пороге показывается темная фигура…

Я прерывисто вздохнула и крепко зажмурилась. Не буду смотреть. Не смогу. Мне казалось, стоит нам с арном встретиться взглядами, и я забуду все благоразумные обещания, которые дала сама себе.

А шаги все ближе. Вот Штефан пересекает спальню, вот останавливается у постели… Мать-Создательница! Я почувствовала, как моей щеки коснулась теплая ладонь, и едва сумела унять пустившееся вскачь сердце.

— Элиния.

Я затаилась, боясь себя выдать.

— Я ведь знаю, что ты не спишь, — тихо сказал арн.

Ох, как же трудно было лежать неподвижно! Слышать любимый голос, ошущать ласковые прикосновения и бороться с собой, с собственным сердцем, что птахой глупой в груди билось, с душой, что наружу рвалась.

— Сердишься на меня? — последовал напряженный вопрос.

Создательница! Да как же я могу сердиться на человека, спасшего меня от смерти? Нет, конечно же нет!

— Хочешь, чтобы я признал свою вину? — голос зазвучал глуше, а пальцы обвели контур моих губ, коснулись шеи и соскользнули вниз, к вырезу сорочки.

Дыхание сбилось. Внутри теплом обдало. И так захотелось забыть обо всем и поверить, что не просто так арн на бедной служанке женился. «Ради Златки он бы и пальцем не пошевелил, — шептал внутренний голос. — А тебя, как он думал, безродную, без раздумий замуж взял».

— Хорошо. Признаю.

Арн сказал это почти через силу. И руку убрал, а мне без нее так одиноко стало! И холодно.

— Посмотри на меня, Элиния, — услышала я тихий шепот, в котором появились какие-то незнакомые нотки. — Открой глаза, девочка.

Я почти помимо воли взглянула на арна и… пропала. В его взгляде горело то, на что я даже в самых смелых фантазиях надеяться не могла. Алая мгла схлынула, а в глубокой синеве душа отразилась, вся, целиком, и я будто нырнула туда и ощутила то, что арн и хотел бы сказать, да не мог.

— Я не мастер говорить, — словно в подтверждение моих мыслей произнес Штефан. — Запомни одно. Ты — моя жена перед богами и перед людьми. Я не могу пообещать тебе тихой и спокойной жизни, но клянусь защищать и оберегать от всего, что может причинить тебе боль. Примешь ли ты мою клятву?

Он смотрел на меня тяжело, в глазах его разгорался мрачный огонь, а лицо казалось высеченным из камня — такими резкими и суровыми стали его черты. Но каким же красивым он был в этот момент! У меня дыхание перехватило, а сердцу в груди тесно стало. Разве смогу я бороться против человека, который одним только прикосновением уничтожает все благие намерения и доводы разума?

— Элиния? — переспросил арн.

Я завороженно смотрела на него, не в силах даже кивнуть. Видно, Штефан умел читать мысли, потому что взял мои руки в свои и веско сказал:

— И чтобы с этого дня я не слышал ни о какой свободе, понятно? Ты — моя жена.

Он больше ничего не добавил, но я глядела в алое сияние и понимала все, что осталось несказанным. Чувствовала. Ощущала всем существом. И я поверила. Потянулась к тому огню, что горел в глубине ярких глаз, и осознала, как согревается душа, как тает ледяной комок, застывший глубоко внутри, как легко становится дышать…

Штефан не захотел ждать. Он нетерпеливо притянул меня к себе, и я пропала, потерялась в головокружительном поцелуе, который смел последние сомнения, заставил мои руки взлететь, обнять обтянутые темным сукном плечи и отдаться тому томительно-сладкому, что зарождалось внутри, гудело, вибрировало и звенело, рвалось на волю криком. Возможно, когда-то я и пожалею, что поверила, простила, сдалась без боя, но не сейчас. Штефан прикусил кожу на шее и резко вошел, заставив меня задохнуться от того, как полно и глубоко я ощущаю его в себе. И я подалась навстречу, стремясь стать еще ближе, слиться с ним так, чтобы забыть все, что нас разделяло, не дать места ни одному сомнению, ни одному воспоминанию, ни одному, даже самому крошечному, сожалению. Сейчас, в этот миг, решалось наше со Штефаном будущее. Вера, любовь, страсть, прощение — так много всего было в этих простых и понятных движениях, в прикосновениях, в поцелуях. «Любишь?» — безмолвно спрашивала я. «Простила?» — читалось в сумрачном алом взгляде. А зверь настороженно приглядывался, принюхивался, прислушивался, подходил к самой коже, и я чувствовала его всем телом, но в этот раз сущность арна вела себя мирно, не стремясь взять над Штефаном верх. Даже когти, которые пару раз появлялись на руках мужа, не причиняли боли.

— Элиния…

Имя, слетевшее с губ Штефана, отогнало последние остатки сомнений, боли и страха, и я безоглядно отдалась мелодии страсти. Она звучала все выше, все пронзительнее, переплетаясь с призрачными орнаментами вироша и сплетая воедино не только наши со Штефаном тела, но и души.

Ночь уходила, небо за окном наливалось розовыми красками, и этот новый день обещал новую жизнь, без страха, сомнений и боли.

* * *