Служба внешней разведки

На следующий день Амин пригласил к себе представителя КГБ и потребовал немедленно убрать из Афганистана посольского переводчика. Он добавил, что среди советских представителей есть и другие люди, которые «живут старыми понятиями и представлениями и не понимают изменившейся ситуации в Афганистане и не способствуют успеху апрельской революции».

Переводчика без возражений откомандировали в Москву.

Репрессии не встречали возражений со стороны советских партийных работников, которые старались ладить с Амином.

«Получив дорогие подарки, за обильными обедами, когда столы ломились от ароматных жареных барашков, а водка лилась рекой, разве можно было задавать острые вопросы и подвергать сомнению линию Амина?» — вспоминал полковник Морозов.

Между советниками в Афганистане не было единства. Партийные и военные советники считали, что надо работать с фракцией «Хальк», которая фактически стоит у власти. Представители КГБ сделали ставку на фракцию «Парчам», которая охотно шла на контакт и казалась легко управляемой.

Секретарь ЦК КПСС по международным делам Борис Николаевич Пономарев, напутствуя Харазова перед поездкой в Кабул, честно признался:

— Апрельская революция была для нас неожиданностью. Наши работники поддерживали контакты только с халькистами, и мы не знаем Бабрака Кармаля и не знаем парчамистов. Ты нам, кстати, сообщи, что у него имя, а что фамилия?

А сотрудники резидентуры внешней разведки КГБ установили контакты именно с парчамистами, которые отчаянно пытались завоевать расположение Москвы. Сотрудники КГБ увидели в этой интриге шанс: уверенные в своих силах халькисты ведут себя самостоятельно, а парчамисты готовы подчиняться Москве во всем. Значит, на парчамистов и на их лидера Бабрака Кармаля и надо делать ставку.

— Как правило, у нас было единое мнение с послом Пузановым и главным военным советником генералом Гореловым, — вспоминает Харазов. — Мы все согласовывали между собой. Припоминаю такой случай. Однажды мы вместе были на переговорном пункте, где была прямая связь с Москвой, гарантированная от подслушивания. Я беседовал с руководителем одного из отделов ЦК, а генерал Горелов докладывал начальнику Генерального штаба Огаркову.

Маршал Огарков попросил Харазова взять трубку и поинтересовался его мнением о ситуации в стране. Потом спросил:

— У тебя единое мнение с Гореловым, или вы расходитесь?

Харазов твердо ответил:

— У нас единое мнение.

Но у группы партийных советников не было контактов с руководителями представительства КГБ.

— Генерал Богданов уклонялся от этих контактов, — говорит Валерий Харазов, — возможно, потому, что наши оценки положения в Афганистане были очень разными.

В практической работе Тараки был беспомощным. Амин, напротив, оказался прекрасным организатором. Амин, физически крепкий, решительный, упрямый и жестокий, обладал огромной работоспособностью и сильной волей.

— Амин имел огромный авторитет в стране, — говорит Харазов. — По существу, он в апреле 1978 года отдал приказ о вооруженном выступлении. Так что халькисты всегда говорили, что настоящий герой революции — Амин.

Тараки называл Амина «любимым и выдающимся товарищем» и с удовольствием передавал ему все дела. Тараки не любил и не хотел работать. Тараки славили как живое божество, и ему это нравилось. Тараки царствовал, Амин правил. И он постепенно отстранял Тараки от руководства государством, армией и партией. Многим советским представителям в Кабуле казалось естественным, что власть в стране переходит в руки Амина, ведь Тараки неспособен руководить государством.

— Когда я был в Кабуле, Тараки и Амин были едины — водой не разольешь, — говорит Валерий Харазов. — Причем Амин тянул весь воз работы на себе. Он занимался партийными делами, армией, кадрами. А потом начались интриги. Прежде всего в нашем союзническом аппарате. Тараки и Амина стравили…

— А у вас было ощущение, что Амин плохо относится к Советскому Союзу, что он симпатизирует Соединенным Штатам? — спрашивал я Харазова. — Ведь потом это утверждение станет главным объяснением, почему убили Амина и заменили его Кармалем.

Амин постоянно говорил о своих дружеских чувствах к Советскому Союзу, — вспоминает Харазов. — Слухи о том, что Амин — агент ЦРУ, были и при нас. Основывались они на том, что он недолго учился в США и был там руководителем землячества афганцев. Но ни тогда, ни сейчас, через двадцать лет после его устранения, не найдено никаких подтверждений того, что он был агентом ЦРУ.

— К Советскому Союзу Амин относился к уважением и любовью, — говорит генерал Заплатин. — У него были два святых праздника в году, когда он позволял себе спиртное, и это были не афганские, а советские праздники — 7 ноября и 9 мая.

Когда Амина убили, а с ним погибли двое его сыновей, вдова с дочками и младшим сыном поехала в Советский Союз, хотя ей предложили любую страну на выбор. Но она сказал: мой муж был другом Советского Союза, и я поеду только в Советский Союз…