Служение

"Когда Дому Сирот пришла очередь идти на Умшлагплатц, откуда происходила отправка в Треблинку, Корчак построил детей и возглавил шествие. Мы до сих пор не знаем - и никогда не узнаем, - что он говорил своим детям в этот день. С какими словами одевал самых маленьких, что говорил старшим? Сказал ли он им правду? Вся педагогика Старого Доктора - педагогика, сохранившаяся в его книгах, - построена на том, чтобы не врать ребёнку и общаться с ним не как с низшим, а как с равным. Скорее всего, он не обманывал детей и на этот раз. Наверное, он поддерживал их не столько словами, сколько собственной уверенностью и спокойствием. Намёк на такой образ поведения есть в его дневнике, состоящем из коротких отрывочных записей, которые он делал поздним вечером, уложив детей спать. Писать длинно у него не было ни сил, ни настроения. В одном месте дневника читаем: "Говорю Ганне: - Доброе утро. Она отвечает удивлённым взглядом. Прошу: - Ну улыбнись же! Бывают бледные, чахлые, чахоточные улыбки".

Марш Дома Сирот к вагонам в Треблинку проходил в полном порядке. По одним воспоминаниям, Корчак вёл за руки двоих детей, а по другим - одного ребёнка нёс на руках, а другого вёл за руку. Дети - их имён и фамилий не сохранилось, только те, что упомянул Корчак в своём дневнике, - шли рядами по четыре, шли спокойно, ни один не плакал. Это видели множество людей, часть из них остались живы и оставили воспоминания. Некоторые вспоминают, что колонна детей шла под зелёным флагом Дома Сирот - и комендант Умшлагплатца, привыкший к сценам ужаса и отчаяния, закричал в остолбенении: "Что это такое?". Есть свидетельства, что при погрузке в вагоны немцы предлагали Старому Доктору остаться в Варшаве и не ехать в Треблинку, - Старый Доктор отказался, но никто не сохранил слов его отказа. О них можно только гадать. Был ли он способен - этот пожилой человек с интеллигентным исхудавшим лицом, с бритой наголо головой, с оттопыренными ушами, в очках в простой проволочной оправе - сказать стоявшим на перроне немецким офицерам что-то резкое и грубое? Вряд ли. Мягкая интонация всех его книг и грустная, лишённая ненависти интонация его последнего дневника заставляют предположить короткую вежливую фразу, которую он мог сказать в тот момент: "Благодарю вас, но это невозможно".

Есть много неоспоримых свидетельств того, что Корчаку неоднократно предлагали освобождение - и перед отправкой в гетто, и даже в самом концлагере. И каждый раз он решительно отказывался. Он, как и Ян Палах, выбрал смерть. Разумеется, Корчак, как и каждый из нас, совсем не хотел умирать, но предательство было для него страшнее смерти. Вместе с детьми погиб не только он сам, но также и все остальные сотрудники Дома Сирот...

Вот одна из последних фраз его дневника: