Служение Отчизне

Как снаряды, самолеты неслись навстречу друг другу. До столкновения оставались секунды. Странно, но в эти мгновения я ни о чем не думал. Мной владело лишь одно упрямое стремление: не свернуть! Таким я еще себя не знал.

Во мне открылось новое качество, и оно выручило меня: ведущий «месс» отвернул от Кубарева в мою сторону, я поймал его в прицел и нажал на гашетки. Снаряды и пули прошили плоскости с черными крестами, центроплан. «Месс» начал заваливаться набок, понесся к земле…

— Молодчина, Ском… — оборвался вдруг в шлемофоне голос Кубарева.

Я встревоженно взглянул на его машину и увидел впереди нее на горизонте еще до десятка приближающихся черных точек. Ясно — тут не до похвал.

Кубарев энергичным поворотом развернулся с потерей высоты, я повторил его маневр, и мы на полном газу устремились домой. Переворачиваясь, я увидел на земле пылающий факел: это горел мой первый Me-109. Тот самый, которого я так долго ждал.

Итак, три сбитых: «фоккер», «юнкере», «мессер».

За три месяца войны. Три месяца школы, которую в других условиях не пройти и за годы. Недаром все-таки каждый день войны считался за три дня.

…На аэродроме первым встретил меня и поздравил с победой майор Микитченко.

— Ну вот, старший сержант Скоморохов, судьба и к тебе стала поворачиваться своей лучшей стороной, — сказал он. — Теперь смотри не подводи ее…

Командир как в воду глядел.

Через день мне снова оказали большое доверие: впервые поручили вести на косу Чушка в район Керченского пролива эскадрилью истребителей.

Провожал в полет майор Ермилов. Он торопил нас. Мы быстро заняли свои места в кабинах, вырулили на старт. Ермилов, не осмотревшись как следует, не дав осесть пыли, поднятой впереди взлетевшими самолетами, взмахнув флажком: «Пошел!»

Я дал полный газ, отпустил тормоза. Истребитель рвануло, понесло, оторвало от земли, и тут вдруг на высоте 10—20 метров раздается треск, скрежет, меня бросает влево. С трудом удерживаю самолет от падения. Смотрю на капот — цел, перевожу взгляд на левую плоскость — там какие-то клочья болтаются. Садиться не могу: подо мной сплошные рвы.

Надо прыгать с парашютом. Открыл фонарь, расстегнул привязные ремни, хотел выбираться из кабины. Смотрю, на меня движется какая-то труба. Не успею выпрыгнуть. Опустился на сиденье, чуть накренил машину — труба проплыла мимо. Слава богу, пронесло. Но что делать дальше? Выбрасываться с парашютом — бессмысленно: высоты совсем нет.

Машина вела себя неустойчиво, шла с креном, со скольжением и высоты не набирала. Под крылом — бугристая местность. Неужели вот так глупо можно разбиться?

В этот миг в моей, памяти всплыл эпизод, когда я в Сочи выбирался из облаков. Как помогает нам опыт жизни! Хотя бы тем, что учит: нет безвыходных положений, надо только активно искать выход из них.

Убрал шасси. Колеса полностью не вошли в свои гнезда.

Уменьшаю газ, подхожу к самой земле, выискиваю удобную площадку. С падением скорости самолет все больше теряет устойчивость. С трудом удерживаю его от глубокого крена.

Неожиданно заглох мотор.

Вот и земля, пропахиваю ее брюхом самолета.

Поскольку привязные ремни были расстегнуты, меня резко бросило к приборной доске. Удар был сильный, но я сумел сохранить сознание. Лишиться его — это меня всегда пугало. Нет ничего беспомощнее человека в ситуации, когда его судьба решается помимо его сознания.

Окажись я без памяти, не увидел бы, что надо мной совершил несколько кругов Володя Балакин, недавно прибывший в наш полк, не дал бы ему знать, что буду ждать здесь помощи, побрел бы искать ее сам, а время еще было холодное, ночи длинные, и чем бы все закончилось — трудно сказать.

А так мне все было ясно, надо ждать своих.

Для начала осмотрел свой ЛАГГ-3. Столкновение нешуточное: левая плоскость, центроплан, часть фюзеляжа порублены винтом. Пробит бензобак — вот почему заглох мотор.

Да, живым остался чудом. Вот тебе и фортуна! Вот тебе и первый вылет восьмеркой!

На душе было как-то пусто, неуютно. Черт возьми, зачем требовалась такая спешка? Жив ли тот, с кем столкнулся?

День клонился к ночи. Раздосадованный, прихватил парашют, пошел к близлежащему селу.

Там переночевал.

На следующий день прибыл наш По-2 с авиаспециалистами и запасными частями. На нем я и улетел в часть, тепло попрощавшись с колхозниками. Сразу после посадки я попал к ребятам в объятия. Они мне наперебой рассказывали, что и как произошло. Летчик из соседнего полка, возвращаясь с боевого задания, перепутал полосы и садился с обратным стартом.

Ермилов его должен был видеть, но по халатности просмотрел…

Бои следовали один за другим и принесли нам новые тяжелые потери: погибли Кубарев, Филипповский, Петровский.

Мы ко всему привыкали на войне. Но с одним никак не могли смириться — с потерями людей. Каждый погибший в бою навсегда оставлял зарубку в наших сердцах. Напряжение с каждым днем нарастало, круг задач расширился.

Мы не раз ходили на разведку вражеских подводных переправ.