— Вы утверждаете, что я вам нужен, не понимая смысла собственных слов, — заговорил назидательно он. — Далее поцелуев мы с вами не заходили, но поцелуи — это… пустяк. Вы полагаете, что знаете мои сновидения, но… откуда бы вам их знать?
Откуда? Мадлен закусила губы, чтобы не бросить в лицо этому идиоту всю правду об истинной подоплеке его так называемых снов. Она была их творцом, она могла описать их в подробностях, но… тут ее поразила новая мысль.
— Вы считаете, что я ничего не смыслю в чувственных отношениях, лишь потому, что я никогда не была замужем? Так это или не так?
— Именно так, — сказал Фальке. — Вы невинны. Я это знаю. Вы потому и упрямитесь… словно дитя.
Мадлен соскользнула с кресла и придвинулась к великовозрастному простофиле, который все еще стоял на коленях.
— Фальке, послушайте, — зашептала она. — Я знаю о вас почти все, а вы меня знаете пока еще очень мало. Я счастлива, что вы, вопреки своим чувствам, не хотите в ущерб мне воспользоваться ситуацией, но поймите же, раз вы меня не берете, то… я хочу вам себя подарить. Ради нас обоих вы согласны принять этот дар?
Он накрыл ее ладони своими и ощутил, что кожа ее горяча, как расплавленное железо.
— Мы вернемся к этому разговору, когда… успокоимся.
— А я не хочу успокаиваться, — тихо сказала Мадлен. — Я взбудоражена, Фальке, я ищу утешения в вашей любви. Почему вы мне в ней отказываете?
Он поцеловал ее в лоб.
— Именно потому, что вы взбудоражены. Когда вы придете в себя, мы снова поговорим, и, будьте уверены, я не напомню вам о ваших сегодняшних опрометчивых декларациях.
Мадлен подняла взгляд.
— Я слов на ветер не бросаю.
— Надеюсь, — прозвучало в ответ.
Письмо Карла Мольтера, врача при французском посольстве в Каире, профессору Алену Бондиле в Фивы.